Капитан ФСБ Воропаев имел в виду краеведческий музей затерянного на просторах Восточной Сибири поселка Шарово, напротив которого в данный момент стоял их «уазик» с фальшивыми номерными знаками.
— Значит, понадобилось, — сказал Гурин. — Не нашего ума дело. Меньше знаешь — дольше живешь. А вообще, друг мой Василий, в таких вот, как ты выразился, сундуках с клопами порой попадаются оч-чень любопытные экспонаты. Места здесь дикие, неосвоенные, и кто только по ним не шастал! И белые, и красные, и староверы-раскольники, и всякие ссыльные… И все, что характерно, со своим скарбом. В здешних краях, наверное, столько всякой всячины сгинуло, что и представить невозможно. И кое-что, не сомневайся, осело в бабушкиных сундуках, по чердакам да по таким вот музеям. И пылится оно, никому не нужное, и смотрят на него здешние бараны — смотрят и ни черта не понимают…
— Ну, не знаю, — проворчал лишенный не только романтической жилки, но даже и самого элементарного воображения Воропаев. — Что уж тут такого ценного может быть? Золотишко церковное или, скажем, колчаковское? Ну, так золото — оно и в Африке золото, насчет него любой валенок догадается, что оно подороже дерьма стоит.
— Не все золото, что блестит, — ответил Гурин и завозился, устраиваясь поудобнее на скрипучем сиденье. — Вот, к примеру, известно ли тебе, друг Василий, что здесь, в Шарово, еще в восемнадцатом веке отбывал бессрочную ссылку некто Конрад Бюргермайер?
— Это еще кто?
— Серый ты, Василий, как солдатская портянка. Бюргермайер этот был придворным астрологом Петра Первого, понял? Долго был, лет десять. А потом не потрафил чем-то царю-батюшке, тот и сослал его навечно в эту вот дыру. Спасибо еще, что ноздри не вырвал.
— Да, — задумчиво, даже меланхолично, протянул Воропаев, — вот были времена! Ну, и что этот астролог?..
— А хрен его знает, — равнодушно ответил Гурин.
— Тьфу! — с досадой плюнул Воропаев. — А чего ж ты тогда мне мозги пудришь? Астролог, астролог… При чем тут он вообще?
— Да я-то почем знаю? Ни при чем, наверное.
Некоторое время Василий переваривал полученную информацию, после чего пришел к выводу, что она не представляет ровным счетом никакого интереса.
— Эх, ты, — сказал он, — кладезь премудрости! Несешь, сам не знаешь, что…
— Тихо! — перебил его Гурин. — Кажется, выходит.
Повернув голову, Воропаев увидел, как в одном из темных окон краеведческого музея на мгновение блеснул осторожный лучик света. Потом свет погас, негромко стукнула аккуратно прикрытая оконная рама, на фоне беленой кирпичной стены беззвучно промелькнула стремительная тень, а через мгновение задняя дверь «уазика» открылась, и машину слегка качнуло на рессорах.
