— Бизнесмен. Кажется, у него огромная строительная империя, но в подробности я не вдавалась…
— Ничего себе! — присвистнула Вера. — Ну а ты там каким боком? Где строительство, и где музыка… Не вижу связи, — хохотнула подруга.
— Так я и не у него в бизнесе работаю.
— А где же тогда? В его постели, что ли? — последовал новый смешок.
— Да ну тебя, Верка! Будешь пошлить, слова от меня больше не услышишь! — оскорбилась Влада. — Я учу его сына играть на фортепиано. Вот! — выдала она.
— Что??? Что ты делаешь? И это ты называешь работой? С твоим-то консерваторским образованием и уровнем одаренности? — брови Веры рисковали со лба удрать на макушку. И удивление ее смешивалось с возмущением.
И еще две недели назад Влада с ней бы безоговорочно согласилась. Но не сейчас…
— Я и сама никогда бы не подумала, что мне это может понравиться, — улыбнулась Влада. — Но Павлик… он особенный ребенок, понимаешь? И очень одаренный. Сама я, когда начинала учиться играть на фано, и сотой части его успехов не делала. А с ним мы уже потихоньку начинаем играть в четыре руки, прикинь!
И дело именно так и обстояло. Не позднее, как вчера, Влада предложила Павлику поиграть в четыре руки пьеску, которую они разучивали последние дни. И для первого раза получилось у них это очень даже неплохо.
— Владик, ну как же так? А как же твоя карьера, планы?.. — непонимающе смотрела на нее Вера.
— От всего этого я не собираюсь отказываться, — тряхнула волосами Влада. — И работу я потихоньку ищу, правда, пока безрезультатно, — невесело усмехнулась.
И что самое странное — признаваться Вере в том, что работает репетитором, Владе ни капельки не было стыдно. А ведь еще недавно дело обстояло по-другому, и в те несколько раз, когда подруга ей звонила, она намеренно ссылалась на срочные дела, чтобы ничего не рассказывать. Потому что было стыдно. Она понятия не имела, как сможет в таком признаться хоть кому-то. И от родителей свою новую работу так долго скрывала, как и врала им, по той же причине. Но все изменилось, когда заболел Павлик. В тот вечер и ночь мир в голове Влады словно перевернулся, и она поняла, что делает что-то важное. Не только для ребенка, который страдает без матери и внимания отца, но и для себя тоже.
На следующий же день она все честно рассказала матери с отцом. Они, конечно, порасстраивались немного, но потом успокоились. Возможно, не поняли дочь настолько хорошо, как ей бы того хотелось, но и не возвращались больше к этой теме, приняв как данность.
