— Честно… я близка к панике.
— Еще чего! — улыбка даже не подумала покинуть лицо профессора. — Вы и к панике? Гениальные скрипачи не паникуют.
Смысл последней фразы Диана вообще не поняла. Почувствовала только, как от его слов паника достигла критической отметки. Щеки запылали, в ушах запульсировала кровь, а внезапно вспотевшие руки мелко задрожали.
— С нетерпением жду вашего выступления, — как ни в чем не бывало, не замечая состояния Дианы, проговорил учитель. — Мое место в первом ряду, рядом с министром культуры и главой нашей администрации. Что вы исполняете? — он уткнулся в программку. — Баркаролу? Великолепно! Что может быть лучше Чайковского? — один в один повторил он слова Моны. — Особенно, если исполнитель настолько талантлив!
«Мне конец!» — Диана смотрела в спину профессора, насвистывающего легкомысленную мелодию, и раздумывала, не сбежать ли ей с концерта. Бросить все и бежать домой. Нет, лучше к бабушке. Хотя, Мона может выгнать ее, узнав о позорной капитуляции, вызванной трусостью.
Артур.
— Без десяти семь жду тебя возле консерватории, — прокричал голос Сергея в трубке. Как понял Артур, друг пытался перекричать уличный шум. В итоге Артуру пришлось отодвинуть трубку от уха, чтобы не оглохнуть.
— Какой еще консерватории?
— Так и знал, что ты меня не слушал, — вновь прошумела трубка. — Сегодня в консерватории благотворительный студенческий концерт. Я купил билеты… Или ты уже передумал искать свою незнакомку? — Артуру показалось, что в голосе друга прозвучала плохо скрытая надежда.
— Нет, не передумал, — ответ прозвучал жестче, чем он планировал.
— Чудненько! Тогда, не опаздывай. Концерт в семь.
Накануне Артур едва не довел себя до нервного срыва, в очередной раз пытаясь изобразить девушку. Он раз десять звал в мастерскую Люду, отрывая от дел, чем совершенно ее измотал. Он ничего не видел! Ровным счетом, ничего! Вновь и вновь хватался за мелки, размашисто, торопливо наносил штрихи на бумагу в надежде, что вот-вот появится образ, который он мгновенно узнает, прочувствует. Но образ не появлялся. Лицо, постоянно стоящее у него перед глазами, намертво запечатленное в памяти, не хотело ложиться на бумагу. Он даже пытался рисовать с закрытыми глазами, по памяти, наощупь…
— Да, перестань ты уже! — не выдержала Люда, в очередной раз взобравшись в мансарду на зов племянника. — Хватит изводить себя! Нарисуй ты ее уже в карандаше.
— Что?! В карандаше?! Ты понимаешь, что говоришь?! — грудь Артура вздымалась. Он в ужасе, как религиозный фанат перед толпой еретиков, смотрел на тетю. — Я не могу рисовать ее карандашом! Это будет не она. Это будет одна из тех… — он запнулся. Моментально взгляд потух, и голова упала на грудь. — Это будет очередная серость, как все то, что окружает меня, — Артур махнул рукой и отвернулся. Слезы бессилия душили, и он не хотел, чтобы Люда становилась свидетелем его слабости.
