Под ярким солнцем, под голубым небом раскинулся город. На востоке дымят трубы заводов, сверкает, точно поставленное ребром зеркало, здание Организации Объединенных Наций, отражая и небо и солнце. На западе — приземистый и мрачный «самый деятельный в мире» Пенсильванский вокзал, а за ним — склады, доки и синяя лента реки Гудзон с причалами для океанских лайнеров.
На севере раскинулся Центральный парк — зеленый прямоугольник с озерами, дорогами и строениями. Большую его часть закрывает громада Рокфеллер-центра. Наконец, на юге видны небоскребные созвездия, а еще дальше — выход в океан, где совсем крошечная, совсем незаметная затерялась на своем островке Статуя Свободы.
Вокруг Эмпайра другие небоскребы. Где-то на чудовищной глубине живут улицы, похожие на медленно ползущие, протянутые вдоль домов трепещущие пестрые ленточки из детских механических игрушек с приклеенными на них фигурками людей и машин. Из-за хаоса гигантских домов не видна четкая решетчатая планировка Манхаттана. Всюду крыши. На крышах своя жизнь: чахлые или густые сады, теннисные корты, гаражи, газгольдеры и т. д.
Когда Нью-Йорк видишь отсюда, становится ясным, что это город такой же, как и все другие, что далеко не все дома здесь небоскребы, а улицы — Бродвеи. Здесь много высоких домов, но много и одно-, двух и пятиэтажных зданий. Можно лишь пожалеть, что из-за бешеной спекуляции землей хозяева всех этих зданий думали не о красоте города, а лишь о том, как разместить побольше контор и офисов на каждом квадратном метре, чтобы в свою очередь извлечь побольше выгоды. С высоты Эмпайра виден весь хаос нью-йоркской застройки.
Когда ходишь по нью-йоркским улицам, испытываешь ощущение придавленности. В окружении чудовищных небоскребов, холодных, и презирающих все живое, все человеческое, люди всегда чувствуют себя маленькими.
Есть на свете колоссальные здания, которые возвышают человека, вызывают гордость тем, что их построил человек. Таков Кремль, таков афинский Акрополь; парижская Эйфелева башня, вашингтонская Национальная галерея и многие другие. Они светлы и ясны, приветливы и человечны. А нью-йоркские небоскребы, будь то новые, светлые из стекла и стали или старые, закопченные, всегда уродливы. Они мрачны, высокомерны, холодны. Когда я как-то проезжал мимо нью-йоркского кладбища, то обратил внимание на плотно прижавшиеся один к другому надгробия — каменные прямоугольники. Кладбище напомнило мне архитектуру Нью-Йорка в миниатюре.
