Бывал я и на промышленных окраинах, откуда по всей стране расходятся новые бульдозеры и тепловозы, сельскохозяйственные машины, нефтяные насосы, стекло, ткани и прочее и прочее. Но спешу предупредить читателя, чтобы он не закрывал книгу, утомленный и без того долгим перечислением ашхабадских достоинств; Назову только одну цифру — два с половиной миллиона квадратных метров жилья. Это то, что было построено после землетрясения и что позволяет называть его городом-фениксом, не просто поднявшимся из руин — возродившимся заново.
Да простят мне мои доброжелательные критики неполный рассказ о самой южной нашей столице. Для полного не хватило бы не то что книги — целой жизни. Но ведь у каждого своя жизнь и свое дело. Разумеется, я не прочь бы прожить жизнь в Ашхабаде, если б, как сказал поэт, не было такой земли — Москва с дорогими мне особенностями ее быта.
Позволю себе рассказать еще об одной ашхабадской встрече. Все началось с радио- и телевизионных передач. Я вдруг обратил внимание на особую пристрастность к трансляциям с ипподрома.
— Как?! — воскликнул первый же ашхабадец, кому я сказал об этом. — Вы не были на скачках? Считайте, что не видели Туркменистана.
Надо ли говорить, что после такого обвинения я тут же помчался на ипподром. Увидел зеленое поле, огромное, как аэродром, трибуны, забитые до отказа, солидных туркмен, сдержанно-неподвижных, с глазами, сверкающими молодым азартом из-под тяжелых, словно копны, меховых шапок. По всей длине перил, ограждавших скаковую дорожку, словно воробьи на карнизе, сидели шеренги нетерпеливых мальчишек. А вот ожидаемого стадионного гама не было. Зрители вели себя чинно и благородно, тихо переговаривались, ждали.
Лишь когда четыре красивых упруго-пружинистых жеребца вырвались из дальнего далека на финишную прямую, по трибунам покатился ропот и послышались разрозненные горячие выкрики. Кони промчались, как порыв ветра, и снова затихла толпа, словно и не было этих тысяч азартных болельщиков. И опять долго и терпеливо ждали зрители, пока радио объявит об очередном заезде и пока следующая четверка коней домчит своих, привставших на стременах, жокеев к замершим трибунам.
Пользуясь очередным таким перерывом, я поднялся в маленькую судейскую будочку, познакомился с молодым стеснительным парнем Аширом Аннаевым, старшим зоотехником конного завода «Комсомол».
— Раньше меня называли просто и ясно — «начкон», — сразу же пожаловался он. — Пришел новый экономист, переименовал в зоотехника…
