Ну да, мы великие — люди. Мы храбры в своих стенах, которыми сами же себя окружили. Но за стенами — бездна неизвестного. Еще древние говорили, что наши знания — это то, что в круге, а вне круга — неведомое. Чем больше круг, тем больше граница соприкосновения с незнанием. Значит, всегда есть что-то, по отношению к чему мы первобытны? И может, именно из нее, из страстной мольбы, рождается страстное желание знать?..»
Мне стало легче от таких рассуждений. Появилось что-то вроде любопытства: надолго ли у неба хватит терпения выматывать наши нервы?
Вот тогда-то, в тот упрямый момент, я и подумал, что спасаться от жары надо, не отступая, не пряча голову в прохладу, а уходя к людям, которые давно знакомы с беспощадностью Солнца, которых не угнетают сушь и зной. Эти люди представились мне разведчиками, переступившими границу круга. Вот они идут по раскаленному песку в своих лохматых шапках и удивленно оглядываются на нас, северян, улыбаясь белозубо.
— Ничего, жить можно!..
Теперь я знал, куда мне ехать, и это знание тотчас освободило от мучительного нетерпения: всегда легче, когда не ждешь пассивно, а действуешь…
Выбравшись с острова, я тотчас отправился в Москву и принялся собирать чемодан в другую дорогу — дальнюю.
— В пустыню? В отпуск? — недоумевали мои знакомые. — Теперь и в Москве-то нечем дышать.
— Вы думаете там сейчас все лежат и не дышат?
— Как они там живут?
— И работают, — добавлял я.
— Любопытно.
Мое желание поехать в пустыню породило споры самые неожиданные.
— Жизнь — медленное умирание, — с апломбом заявил один из спорщиков. — Для ребенка мир бесконечен, но с годами в глазах человека он сужается, как шагреневая кожа. Так вот, стремление путешествовать — только судорога, тщетная попытка раздвинуть границы сокращающегося мира, порожденная страхом перед монотонностью этого процесса.
— Можно рассудить и наоборот, — возражали ему. — Человек рождается с мирком, ограниченным спинкой его кроватки. С годами горизонт знаний все отодвигается, пока не упирается в стену, ограничивающую знания всего человечества. Стена эта велика, и человек понимает, что даже просто обойти ее не хватит жизни. Тогда он искусственно сужает свой кругозор, чтобы не растеряться в мире, и начинает искать свой субстрат, на котором можно было бы осесть на всю жизнь. Это не от сужения мира, от того, что он сознает бессмысленность блужданий в бесконечности знания. В человеке, как, например, в коралловом полипе, заложена потребность окаменеть на своем месте, стать опорой для новой жизни… Страсть к путешествиям — это тоже субстрат. Как говорится, кому что…
