— Интересно? — спросило лицо, приветливо улыбаясь.
— Что вы тут… делаете? — выговорил я спустя добрую минуту.
— Радикулит проклятый. Лечусь вот…
Только тогда я заметил и тело человека, черное на фоне черной грязи.
— Радикулит — это ж… — там, а чего вы весь вымазались?
— Да уж заодно.
— Вредно, поди?
— Эту грязь хоть ешь — все на пользу.
Черный человек поднялся и направился к озеру, блестевшему в низине, чтобы отмыться. А я побежал к снова забулькавшему вулкану и снова представил себе бездонные глубины жижи, из которых поднимались тугие пузыри газа.
— Глубоко тут в вулкане? — крикнул я человеку, который повернулся и смотрел, как я фотографировал извержение.
— Не знаю, не мерил.
— А если попробовать? Палкой?..
— Не советую. Один попробовал, не отмылся потом, так его заплевало…
А вечером я сидел в кабинете первого секретаря Гасан-Кулийского райкома партии, пил традиционный чай, без которого в Туркменистане не начинается ни один разговор ни в чабанской юрте, ни в приемной министра, и записывал сведения о поселке. Население — около пяти тысяч человек, есть Дом культуры рыбаков, Дворец пионеров, большая средняя школа и небольшая ковровая фабрика, знаменитая тем, что три четверти своей продукции отправляет на экспорт. Есть хорошие универмаги, просторная площадь, даже свой парк культуры и отдыха, огороженный, однако, плотным забором и закрытый на замок, чтобы любопытные жители вконец не защупали экзотические для этих мест молодые деревца.
Проблема в Гасан-Кули — пресная вода. В недрах окрестных степей есть нефть и газ, а воды нет совсем. Поэтому здесь работает небольшой опреснитель, но воду он дает настолько дорогую, что порой ее выгоднее привозить из Баку. Но гасанкулийцы не теряют надежды, что опреснители в этой части Туркменистана начнут работать более экономично и население в достатке получит дешевую воду.
Есть в районе и свои знаменитости: Герой Социалистического Труда Оразмамед Мамедтуваков, капитан сейнера в колхозе «Верховный Совет», и пока еще не герой, но человек, на которого сбегаются смотреть все мальчишки, когда он надевает свои ордена и медали, — башлык, то есть председатель колхоза «Ленинизм» Ашир Ниязмамедов. Последний крайне заинтересовал и меня тоже своим необычно долголетним председательством. Ему 62 года, сорок из которых он руководит хозяйством. Не много в нашей стране найдется председателей колхозов с таким стажем…
Писательская дорога — это не только радость узнавания, но и горечь от сознания ограниченности своих возможностей. Поживи я в Гасан-Кули еще неделю, непременно повидался бы с Аширом Ниязмамедовым, который, как мне сообщили, должен был скоро приехать из Ашхабада. Но не было у меня свободного дня, не то что недели. К тому же назавтра отправлялся в Красноводск колхозный сейнер, который мог высадить меня на Челекене. Уставший от автомобильных дорог, от пыли и духоты пустыни, я ухватился за эту идею с нетерпением человека, никогда не видавшего моря. Просторы Каспия, куда более монотонные, чем пески, в те дни казались мне оазисом.
