понимаю, и, конечно, Моцарт важнее». Слоним был убежден, что она стала постоянным сотрудником, потому что окружение, вызывающее ностальгию, было для нее важнее, чем политика того времени.
Однажды, вскоре после приезда, Цветаева подсела за столик к Эренбургу в «Прагердиле», одном из берлинских кафе, часто посещаемом русскими писателями, поэтами и издателями. К ее изумлению, в кафе вошел Андрей Белый, которого она почитала как великого поэта, кумир Эллиса и Нилендера и муж ее обожаемой Аси Тургеневой. Теперь он протянул ей руки на чужой земле. После этого двое писателей проводили вместе дни и ночи, обмениваясь воспоминаниями и впечатлениями. Они открыли узы, связывающие их: их прошлое, любовь к поэзии, их беспомощность в реальном мире. Они были счастливы, как дети, или, по словам Цветаевой, как «сироты и поэты».
Белый в то время переживал глубокий кризис в личной жизни. Ася, его жена, ушла от него к другому, и он делился с Цветаевой не только своими теперешними мучениями, но и воспоминаниями о своих сложных отношениях с Блоком и его женой. Он также говорил ей о своем увлечении антропософией Рудольфа Штейнера и поисках ответов на метафизические вопросы. Цветаева отвечала с полным одобрением.
Издатель Цветаевой дал Белому экземпляр «Разлуки», которая была опубликована этой весной «Геликоном». Белый читал книгу всю ночь. «Вы знаете, что это не книга, а песня: голос, самый чистый из всех, которые я когда-либо слышал, — писал он на следующее утро в письме Цветаевой. — Голос самой тоски: Sehnsucht». Он немедленно написал статью о характерных мелодичных ритмах Цветаевой.
Как и многие собратья-писатели, Белый все еще не принял решения о возвращении в Советский Союз. Когда Цветаева прибыла в Прагу 1 августа 1922 года, она попыталась устроить для него некоторую финансовую поддержку со стороны вновь сформированного чешского правительства, которое под предводительством Масарика предложило беженцам из России не только убежище, но и финансовую поддержку — ученым и писателям. Однако Белый уже уехал в Россию.
Первоначальной целью поездки Цветаевой в Берлин было соединение с мужем, но до того, как Эфрон приехал из Праги, она влюбилась в Абрама Вишняка, которого она звала «Геликон» — по названию издательства, в котором он работал. В стихах двух предшествующих лет она провозгласила, что ее судьба — быть поэтом и отказаться от обычного человеческого счастья. Теперь она в реальной жизни стала перед дилеммой: быть поэтом или женщиной. Об этой любовной связи было известно очень мало, пока в 1982 году Сирена Витале, итальянская исследовательница и переводчица творчества Цветаевой, не привезла из Москвы письма Цветаевой к Вишняку и опубликовала их во Франции и Италии под названием «Le notti florentine» («Флорентийские ночи»). Они явно предназначались для публикации. В 1933 году она писала другу о том, что перевела на французский девять из своих писем к мужчине и одно его ответное письмо с послесловием и описанием их последней встречи пять лет спустя. Она предлагала рукопись издателям, но никто не хотел ее публиковать.
