Разрушительная сила бури, которая ломает церковь и оставляет чувство опустошения и хаоса, кажется, опьяняет героиню, как раньше пожар. Храм разрушен, но дух освобожден. Героиня, видимо, снова захвачена неистовством стихий. Упав на землю, она обращается к Христу. Однако всадник и тут опережает ее. Он снова спускается «с высоты» и «прямо на грудь мне — конской встает пятой». Она, без сомнений, принадлежит ему. Никакая другая вера не может заявить свои права на нее.
В следующей короткой части, вычеркнутой из всех последующих публикаций, в системе образов происходит поразительная перемена, обнаруживающая изменяющееся душевное состояние: нет больше могущественных стихий, возвышенных метафор Бога и царей, нет больше героев из классической мифологии, а только простая крестьянская женщина — «бабка», согнувшаяся над «густым облаком котла», пьющая дешевую водку из штофа. И к этой земной, даже грубой женщине обращает героиня свой вопрос: «Какой же это сон мой?» Ид сразу получает ответ, прямой, прагматический: «Твой Ангел тебя не любит».
Это заявление ужасно, но героиня сознает его справедливость. Несомненно, под различными масками, целью ее поисков была «Любовь». Каждый ответ, который она надеялась найти, надеялась получить у всадника, приносил лишь дополнительную путаницу, новые трагические потери и новые вопросы. Теперь, наконец, она обратилась к своему внутреннему голосу, к собственной интуиции в образе «бабки». И ответ, хотя и причиняет ей боль, но освобождает. Теперь она может обойтись без оков материнства и любви. Она свободна. Если ее Ангел не любит ее, ей не нужно действовать как женщине, используя традиционные женские приемы. Вместо этого она может стать гордой амазонкой, что ведет вперед полки на белом коне и бросает вызов всаднику, как равная: «Посмотрим, посмотрим в бою каков / Боец на коне красном!» Обращаясь к духу дедов и к своей собственной жизненной энергии, она игнорирует и принимает смерть и скачет навстречу битве и славе. Она идет дальше, призывая войска к успеху. Но передние ряды ее войска колеблются: «Сорвались — Вновь / Другой — через ров!» И снова приходит осознание повторяющегося замешательства: «На снегу лат / Не знаю: заря? кровь?» Ее охватывает паника: «Солдаты! Какого врага — бьем?» и затем кульминация: «В груди холодок — жгуч. / И входит, и входит стальным копьем / Под левую грудь — луч».
В конце концов холодящий луч вызывает в ней озарение, новое сознание. Поиски себя, своего голоса, ясности подходят к концу. Покорная и страдающая, она слышит от самого всадника, что такой он ее желал, такой он ее избрал. Теперь она, наконец, его невеста. Сексуальный образ единения с всадником бросается в глаза, но они не соединяются в огне, которого она желает. Напротив, она «невеста во льду — лат». Тем не менее всадник сам заявляет права на нее исключительно для себя, навсегда, осуществляя таким образом ее тайное желание: никогда больше не бояться быть покинутой. Она клянется принадлежать только ему, «рану зажав», рану, которую она теперь принимает как цену за то, что избрали ее.
