Если Черта Марина ассоциирует с жаром и красным цветом, с чувственной любовью и мятежом, Бога (и мать) она отождествляет с холодностью и белизной, контролем и страхом. «Бог для меня был — страх. […] Бог был чужой, Черт — родной. Бог был — холод, Черт-жар. И никто из них не был добр. И никто — зол. Только одного я любила, другого — нет. Один меня любил и знал, а другой — нет».
Очерк представляет и другие превращения Черта. В семь лет Марина открыла для себя карты, и ее воображение преобразило их в фантастические фигуры, а туз пик был ее Чертом, Чертом, которого она любила. Еще больше волнующей была для нее карточная игра Schwarze Peter, в которой все карты соединялись парами и отбрасывались, а валет пик, Peter, оставался в руках проигравшего. Держать в руках валета, которого никто не хотел, но который был ее тайной любовью — это было состояние экстаза: «Игра Schwarze Peter была то же самое, что встреча с тайно и жарко любимым на людях: чем холоднее — тем горячее, чем дальше — тем ближе, чем чуждее — тем моее, чем нестерпимее — тем блаженнее».
По заведенному порядку, когда что-то терялось в доме Цветаевых, на ножку стола или стула повязывали платок и дети говорили: «Черт-черт, поиграй, да отдай»! Как пишет Цветаева, «одной вещи мне Черт никогда не отдал — меня». Он не мог отдать ее «я», потерянное в раннем детстве. Взамен он дал ей гордость одиночества, «решил меня поэтом, а не любимой женщиной». Его, одинокого, как и сама Цветаева, можно найти лишь «по одиночным камерам Бунта и чердакам Лирической Поэзии». И от него она приняла жизненный девиз: «Не снисхожу!»
В эссе «Мой Пушкин» Цветаева использует басню о волке и ягненке, чтобы проиллюстрировать идею. Маме жалко ягненка: «Подумай, такой белый, невинный ягненок…» Цветаева возражает: «Но волк — тоже хороший!»
«Все было в том, что я от природы любила волка, а не ягненка, а в данном случае волка было любить нельзя, потому что он съел ягненка, а ягненка я любить — хотя и съеденного и белого — не могла, вот и не выходила любовь, как никогда ничего у меня не вышло с ягнятами».
Черт был «тайным жаром» Цветаевой, снедающим ее изнутри, любовью, превышающей обычные границы, которую она искала всю жизнь. Черт появлялся в ее лирическом мире так же, как и в личной жизни. Ее героями были бунтари и самозванцы, убийцы и цыгане. Они были страстными и гордыми, верными и смелыми. Их любовь — запрещенной и испепеляющей. И она наделяла своих любимых демоническими чертами и силой, в которых нуждалась.
