— Я, господин Кедия, гимназию окончил, а сейчас продолжаю свое образование, изучаю произведения Маркса, Энгельса, Ленина. Как видите, следую вашему совету.
Начальник особого отдела с трудом взял себя в руки.
— Обещайте, по крайней мере, вести себя как и подобает сыну почтенных родителей.
— Я поступаю так, как подсказывает мне моя совесть.
— Увести арестованного! — гаркнул Кедия.
Но обещание, данное отцу Хитарова, все же выполнил и приказал Рафаэля освободить.
Но теперь за ним ведется беспрестанная слежка. Возле дома на Николаевской слоняются юркие молодые люди с тщательно подстриженными усиками, нафиксатуарен-ные, надушенные. Под длинными грузинскими рубахами, туго перетянутыми в талии наборными поясами, припрятаны маузеры.
А Рафаэль уже председатель Тифлисского городского комитета комсомола. Жизнь профессионального революционера-подпольщика. Уйма работы по разъяснению и пропаганде интернационалистического характера международного юношеского движения, а отсюда и постановка конкретных задач перед молодой комсомольской организацией Тифлиса.
В августе 1920 года второй арест.
И опять Метехский замок и ухмыляющаяся физиономия господина Кедия.
— Пеняйте на себя, молодой человек. Я свое слово сдержал, а вы свое нарушили.
— Я не давал вам слова, господин Кедия.
— Подумайте о своих родителях. Из-за вас у них одни неприятности. Кстати, арестована ваша двоюродная сестра Софья. У нее обнаружена недозволенная литература. Но если вы будете вполне откровенны…
— Хотите, чтобы я назвал членов нашей организации? С великим удовольствием. В ней состоят молодые пролетарии всего Тифлиса, всей Грузии, всего Закавказья. Согласитесь, что я не могу запомнить десятки тысяч имен!
Грозил военный трибунал и как минимум многолетнее тюремное заключение. Но еще раз помогли связи отца. Он добился для Рафаэля высылки за пределы Грузии как «инородца». Навсегда! Но в Советскую Россию, в страну Ленина, о которой Рафаэль так мечтал, выезд был запрещен.
Вот письмо, которое Рафаэль написал своим младшим сестрам и брату перед тем, как покинуть Грузию.
21 октября 1920 года. «Милые мои Эля, Коля, Соня и Тамара!
Я взялся писать вам это «общее» письмо, потому что у меня есть кое-что, что я хотел бы сказать вам всем вместе.
Дело в том, что я уехал так сразу и внезапно, что не успел сказать вам на прощание ни одного слова. А между тем, быть может, я не увижу вас несколько лет, а сказать вам на прощание кое-что мне необходимо.
