Герои Коммуны | страница 38



3 октября он оказался на собрании в редакции газеты «Пёпль», которую издавал левый депутат собрания социалист Прудон, уже известный своими проектами социальных реформ. Находившийся там его поклонник Даримон в своих воспоминаниях так передает впечатление, которое произвел на него Делеклюз: «В первый раз я нахожусь в обществе человека, который приобрел в Лилле и в департаменте Нор репутацию отчаянного политического бойца с крайне жестким характером. На первый взгляд он не очень симпатичен. Его речь была резкой, а его тон вызывающим. Он не занимался обоснованием своего мнения, он навязывал его. Он очень походил на Робеспьера».

Сначала речь зашла о кровавых июньских днях. Память о них не переставала тревожить совесть всех демократов. Прудон, который, казалось, Жил только в сфере экономических утопий и политических грез, на этот раз, стремясь, видимо, расположить к себе полной откровенностью, говорил нечто такое, что молча переживали многие:

— Что касается лично меня, то память об июньских днях будет лежать на моей душе вечным тяжким бременем, укором для моей совести. С болью признаю: до 25 июня я ничего не предвидел, ничего не знал, ни в чем не разобрался… Я, как и вы и как столько других, был болваном. Я по парламентскому тупоумию не сумел выполнить свой долг народного представителя. Я был там, чтобы видеть, и ничего не видел; я был там, чтобы бить в набат, и молчал! Я поступал, как собака, которая не лает при приближении врага. Я, избранник плебса, журналист пролетариата, обязан был не оставлять эту массу без руководства и без совета…

Как выяснилось из дальнейших прочувствованных слов Прудона, он видел свою обязанность в том, чтобы посоветовать рабочим не браться за оружие и ничего не требовать от правительства. Затем началось обсуждение вопроса, ради которого и созвано было собрание в редакции газеты Прудона, вопроса о политике на президентских выборах. Говорили о двух уже всем известных кандидатурах — о Луи-Бонапарте и Кавеньяке.

Прудон заявил, что с Кавеньяком все заранее известно — это будет реакция, своего рода замаскированная буржуазная и капиталистическая монархия. Бонапарт был для Прудона неясен, поскольку он ничего не говорит, но, во всяком случае, по его мнению, он будет противопоставлять себя Кавеньяку. В ответ на это один из участников собрания заметил, что с Кавеньяком все же будет республика, а с Бонапартом — империя. Нет никакой гарантии, что, придя к власти, Бонапарт не станет еще реакционнее Кавеньяка. Один из близких Прудону людей заявил, что полезно было бы узнать намерения Бонапарта относительно того, на каких союзников он хочет опираться. Делеклюз, который слушал эти рассуждения, сдерживая возмущение, не выдержал: