Автобиография | страница 2



Нет смысла в этом коротком предисловии излагать философские взгляды Маймона или пытаться анализировать его логические построения. Философское наследие Маймона опубликовано и красноречиво говорит само за себя. Я очень надеюсь, что в обозримом будущем оно будет доступно и русскоязычному читателю, так как в серии «Наследие Соломона Маймона» планируется издание его основных философских сочинений.

Сам автор также совершенно разумно опускает эту важнейшую (собственно, единственную по-настоящему важную) часть своей жизни и останавливает повествование на пороге своего становления как философа…

Потому что эта книга в основном не о философии — она о том, как человек сумел перебороть все неблагоприятные обстоятельства и вопреки им стать той выдающейся личностью, за которую красноречиво говорят его последующие сочинения.

Чтение «Автобиографии» вызывает многообразные культурные ассоциации, приходят на ум разные судьбы, в той или иной степени сравнимые с судьбой Соломона Маймона: наш Михайло Ломоносов, который примерно в том же возрасте и в то же время (ну, несколько раньше) ушел пешком за знаниями из Холмогор в Москву, великий француз Жан-Жак Руссо, написавший свою знаменитую «Исповедь» так, что она стала в дальнейшем образцом автобиографий для всех (и для Маймона, в частности), и многие, многие другие.

Но для меня все же эта «Автобиография» какая-то совершенно особенная. Наверное, в силу исключительности той цивилизационной ситуации, в которой формировался ее автор, и того исторического фона, который формировал эту ситуацию. Шломо бен Иехошуа родился, мужал и воспитывался в лоне польско-литовской еврейской традиции. Ко второй половине XVIII в. эта традиция выработала устойчивые и достаточно жизнеспособные рамки внутреннего национального бытования и внешнего сосуществования с окружающим христианским миром. Евреи составляли примерно 5–6 процентов общего населения края [5]. Они выделялись в отдельную административную категорию, и их взаимоотношения с «внешним миром» регулировались королевскими вердиктами [6]. Основной единицей существования являлась еврейская религиозная община (кагал, ивр.

) и обеспечивающие ее жизнедеятельность институты, или братства (хаварот, ивр.[7]
). Общины имели практически полную внутреннюю автономию и решали неизбежно возникающие вопросы на основании юридических и этических норм еврейского религиозного права. Предшествующая эпоха «давила» на современников памятью о страшных погромах периода хмельнитчины