В номер без стука и приветствия, зато в традиционно хреновом настроении вошла она… старший следователь по особо важным делам Следственного комитета РФ в городе Москве подполковник юстиции Корниенко Виолетта Юрьевна. Длинный серый плащ на ней был расстёгнут, и четыре блестящие пуговицы мундира послужили безусловным пропуском для сержанта ППС. На работу она приезжала одетая только по форме. Кстати, все сотрудники МВД, так или иначе связанные с московским Следкомом, знали, что мундир у подполковника юстиции Корниенко застёгивался только на две… средние пуговицы. А молния на юбке сзади дублировалась металлическим крючком и дополнительной пуговицей. Нет, она не была толстой. Просто строение организма у Виолетты Юрьевны было особое.
— Ба! На работу как на праздник? — с удивлением осматривая смокинг Воронина, решила поиздеваться следователь Корниенко. — Воронин, а ты умеешь произвести впечатление на незамужнюю женщину. А я вам судмедэксперта правильного привезла. Вам же правильный нужен… Да, Воронин? Наташенька, проходи… тебя клиент заждался. Остыл поди, нас ожидаючи…
В комнату вошла небольшого роста худенькая женщина лет под сорок, с небольшим чемоданчиком в руках. Большие очки с толстыми диоптриями совсем не портили её чистого открытого, свободного от косметики лица. Кивнув нам с Ворониным, она молча прошла в спальную комнату номера. «Важнячка» покрутила в руках вещички Жидкова, упаковала в целлофан предметы, имеющие отношение к убитому, и произнесла:
— Я так понимаю, господа сыщики, нас тут всех собрали не просто так. Чапаев, обеспечь, пожалуйста, максимальную конфиденциальность. Всех свидетелей и членов следственной группы предупредить об ответственности. Лично — Чапаев. Ну, а теперь, как говорится, к столу!
Мы с Ворониным остались у входа в спальню, а Корниенко решительно зашла и остановилась, подбоченясь, у кровати с окровавленным телом, изучая детали с высоты своего роста. Так она простояла минуту, потом как бы про себя сказала:
— Значит, кобель… а на первый взгляд не скажешь. На призывника-дистрофика похож. Субтильный какой-то. Честно говоря, думала, что он — сучка.
— Ты о чём, Виола? — спросил Воронин.
— Да так… о своём, о девичьем. Наташенька, а что у него во рту? Позволь узнать, — спросила она у судмедэксперта, раскладывающей свои блестящие нержавеющие инструменты на прикроватной тумбочке.
Наташа медленно и аккуратно потянула на себя окровавленную голубую простынь и, поправив очки, тихо сказала:
