Справедливость | страница 31



— Иди, — тихо проговорила она.

Миша взобрался на колени матери. Она накрыла его фартуком.

— А Мишеньки нет. — Мать подмигнула тете, расстегнула кофту. В тишине раздавалось чмоканье…

…Как-то вдруг все переменилось. Жили в просторном пятистенном доме с большим двором, садом, огородом. В глубине двора — конюшня, в ней стоят сытые лошади, рядом коровник с рогатыми пестрыми коровами, куры, гуси…

Потом почему-то стали жить в бараке, в городе.

За окнами барака свистит ветер. Миша сидит на коленях у матери.

— В селе рядом с домом была река, — рассказывает она. «Да-да, была река, он бегал туда встречать отца с рыбалки. В лодке много рыбы — щуки, окуни, красноперки, лещи…»

Маленькие мальчишки купались на песках, здесь речку им можно было перейти по грудь. Тут учились нырять и плавать. Повзрослее на купание ходили в низовье реки, на яры. Купаться здесь было мечтой каждого мальчишки.

Пришел черед идти купаться на яры и Мишке Курочкину вместе со своими сверстниками. Вначале ринулись ребятки посмелее, переплыли на ту сторону, отдышались, и обратно. Мишка Курочкин медлил, его уже начали подбадривать:

— Давай, Мишуха, прыгай!

— Совсем и не трудно, видел, как мы!

Мишуха не прыгнул, опустился в воду и поплыл. Тусторонний берег приближался медленно, уж не на месте ли барахтается, он ведь видел, как другие быстро переплыли яры. От этой мысли тело стало тяжелым, ноги еле двигались, руки еле слушались. Мишка испугался, стал погружаться в воду, хотел крикнуть, но только хлебнул воды. Все-таки собрался с силами, подплыл к берегу, цепко ухватился за корневище, вылез из реки, лег на спину и радостно посмотрел на голубое небо, на веселую тучку и теплое солнце.

Обратно Мишка не поплыл, он пробежал по берегу до песков, там и переплыл реку. …А лес рядом. Да-да, был лес высокий, дремучий, там с мамой собирали грибы, ягоды… Земляника пахучая…

Молоко парное… Миша смотрел на улыбающуюся мать. Она все вспоминала, вспоминала, глаза ее становились голубые-голубые, потом они темнели и слезились.

Миша обнимал тонкими ручонками шею матери.

— Поедем туда. Обратно поедем.

Глаза матери просыхали и жестко смотрели в замерзшее окно, на узоры на стеклах.

— Там злые люди, — тихо отвечала мать. — Зачем нам отсюда, из города, уезжать…

Миша перебирал в памяти всех, кого знал: дядю Гаврилу, он пахал и сеял и был тихим; тетю Дуняшу — она пела веселые песни, доила коров, мыла полы и молотила.

— Кто злой?

— Кто? — Мать смотрела на Мишу, что-то думала. — Спи, Миша, — и пела «Баюшки, бай». Пела тихо и тоскливо.