– Не спущу глаз, государь. Людишки мои в окружении кошевого имеются, донесения шлют.
Царь откинулся на высокую спинку кресла, поморщился – в последнее время его одолевали сильные боли в опухших ногах. Вид у великого государя, повелителя огромного Московского царства был не здоровый – мешки под глазами, опухлости на чуточку зеленоватом лице, подрагивающие пальцы, лежащие на широком подлокотнике.
Плохой был вид у царя – крайне болезненный!
Три недели назад он подписал указ о назначении наследником престола своего старшего сына Федора, которому исполнилось четырнадцать лет. Вообще-то покойная супруга Мария Ильинична подарила ему пять сыновей, но в живых осталось двое – Ивану вообще девять лет, мал совсем. И оба сына болезненны, у них также как у него, опухают ноги, а младший к тому же немного скорбен на голову.
Алексей Михайлович поджал губы, сердце кольнуло – большие надежды он возлагал на сына Алексея, но пять лет назад в возрасте 16 лет царевич неожиданно скончался. Поползли слухи, что сына якобы отравили – но они оказались ложными, когда дьяки Приказа тайных дел провели самое тщательное дознание.
Зато у вора Стеньки Разина вскоре появился самозванец, объявивший себя «воскресшим» Алексеем – сам атаман в своих «прелестных письмах» писал, что «идет защищать царя от злых бояр-отравителей и душегубов». Однако поначалу встретил «лже-Алексея» неприветливо – таскал за бороду и бил по лицу. Сами казаки назвали самозванца «Нечаем» – вроде как «нечаянный», неожиданный для них подарок.
Однако победив восставших, схватили «лже-Алексея», пытали страшно – Алексей Михайлович поджал гневно губы, все дело он приказал хранить в строгой тайне.
Затем появился новый «лже-Алексей», которым оказался сын боярский Ивашка Клеопин, «умом повредившийся». Пытали его также страшно, допытываясь до истины, и обоих воров без всякой жалости казнили на плахе, четвертовав прилюдно.
Но в прошлом году объявился новый самозванец, на этот раз объявивший себя царевичем «Симеоном». И с этим самозванцем был казак Ивашка Миуский, что клялся на кресте и сабле, что сей самозванец есть «истинный царевич», коему надлежит служить.
И самое плохое, кошевой атаман войска Запорожского Ивашка Сирко всячески приветил «воров», оказывая им знаки почтительного внимания. И немудрено такое лукавство – Сирко домогался сам до гетманской булавы, только сам Алексей Михайлович поддержал авторитетом Москвы кандидатуру Самойловича.
Ивашку Сирко тогда схватили, выманив из Сечи обманом, и отправили в Тобольск, но почти сразу простили, отправив обратно. Атаман присягнул царю Алексею Михайловичу, и держать его в ссылке стало опасно – запорожцы могли в любой момент учинить мятеж с совершенно непредсказуемыми последствиями.
