— Все готово для сегодняшнего митинга?
— К сожалению, ничего не готово. У нас нет помещения, а народ об этом не знает; люди придут, и мы даже не представляем, куда нам с ними деваться.
Зет и Спатопулос отказались от еды и, оставив чемоданы в гостинице, вместе с Мацасом и еще одним адвокатом тотчас пошли к префекту полиции. Тот принял их хоть и не враждебно, но холодно, как посланцев с того берега. У него был вид американца, который беседует с русскими и следит за выражением лиц и каждым жестом своих противников, вкладывая во все свой особый смысл.
— Господа, — заявил он. — Я буду краток. Дело в том, что зал «Катакомбы» не соответствует своему назначению. У меня здесь, — он достал из ящика письменного стола какую-то бумагу, — заключение компетентной комиссии, в котором говорится о необходимости устранить в клубе недостатки, о чем не позаботился Зубос.
— Но ведь это помещение, господин Префект, использовалось вплоть до апреля, — возразил Мацас. — Как могло случиться, чтобы меньше чем за месяц зал пришел в полную непригодность?
— Как бы там ни было, — продолжал Префект, — самое главное, что в зале нет запасного выхода. — И он пристально посмотрел на посетителей, словно желая убедить их в своей искренности.
— Тогда его нельзя было использовать для увеселительных зрелищ.
— Зрелища не чреваты последствиями, а такие митинги, как ваш, всегда могут разжечь страсти.
— В заключении комиссии, если я не ошибаюсь, говорится только о запасном выходе, а не о грозящей людям опасности. По крайней мере с нашей стороны не приходится ждать никакой опасности.
Лицо Префекта приняло отеческое, то есть полицейское выражение.
— Послушайте, друзья, — сказал он. — У меня нет никаких оснований отказать вам в помещении, и вы не можете иметь ко мне претензий. Я вызову Зубоса и попытаюсь его переубедить. Хотя и очень сомневаюсь в успехе.
— Стоит вам пожелать, господин Префект, и вы всего добьетесь.
— Я питаю к вам уважение, господин Мацас, и не хочу, чтобы вы слишком переоценивали мои возможности. Я лишь один из винтиков государственной машины.
Зет, насколько помнил Мацас, все время молчал. Он считал ниже своего достоинства говорить здесь о покушении, по слухам готовящемся на него. Поверх головы Префекта он смотрел на портреты королевской четы, Павла и Фридерики, разглядывал их рамки.
Лишь к вечеру Мацас узнал от дежурного офицера полиции, что Зубос окончательно отказал, выставив совершенно неправдоподобные причины. Например, будто ой согласился раньше сдать зал в аренду, считая, что он нужен коллегии адвокатов. А если бы, мол, он знал, что помещение требуется этим — как их? — сторонникам мира, он никогда бы не сдал его.
