Черчилль повернулся к собеседнику и улыбнулся:
– А из вас вышел бы неплохой лейборист![134]
Он предложил Чаплину баллотироваться в парламент.
– Нет, сэр, я предпочитаю быть в наши времена киноактером, – последовал ответ. – При этом я верю, что мы должны эволюционным способом предотвращать революции, и есть все основания утверждать, что мир нуждается в радикальных переменах[135].
Помимо разговоров о политике, Чаплин был поражен разносторонностью хозяина дома. В частности, его внимание привлекла картина, которая висела над камином в столовой. Увидев, что она вызвала интерес, Черчилль сказал:
– Это я написал.
– Но это же великолепно! – восторженно воскликнул Чаплин.
– Пустяки! Как-то на юге Франции я увидел, как художник писал пейзаж, и сказал: «Я тоже сумею!»
На следующее утро, гуляя с гостями по саду, Черчилль показал построенную им собственноручно кирпичную стену.
– Класть кирпичи, наверное, не так легко, как кажется? – удивленно заметил Чаплин.
– Я вам покажу, как это делается, и вы за пять минут научитесь, – усмехнулся политик и начал обучение кирпичной кладке[136].
Не все из членов семьи Черчилля в те февральские дни смогли приехать в Чартвелл и пообщаться с любимым актером. Не было, например, супруги нашего героя Клементины (1885–1977), с которой Уинстон делился последними новостями посредством эпистолярного жанра. В частности, он сообщал, что «Чаплина великолепно принимают в нашей стране и выказывают ему больше уважения, чем любому члену королевской семьи»[137]. На самой премьере фильма, которая состоялась в Лондоне 27 февраля в театре Dominion, Черчилль присутствовать не смог. Зато он принял участие в торжественном банкете, устроенном после премьеры фильма в отеле Carlton с приглашением более двухсот гостей.
В своем поздравлении Черчилль назвал создателя фильма «другом с другого берега, который добился мирового признания». В ответном тосте Чаплин обратился к политику как к «моему другу, последнему канцлеру Казначейства».
– Последнему, последнему! – воскликнул Черчилль. – Мне нравится это прилагательное – «последний».
Смутившись, Чаплин произнес:
– Прошу прощения. Я имел в виду экс-, экс-канцлер Казначейства. – И затем добавил: – Мой друг, мистер Уинстон Черчилль[138].
Второй раз Чаплин посетил загородное поместье политика в сентябре 1931 года. На этот раз вся семья была в сборе, включая Клементину и дочь Сару (1914–1982), мечтавшую об актерской карьере. Сара была сильно удивлена импозантным видом известного комедианта. «Он совершенно не был похож на Чарли Чаплина, которого мы знали по фильмам, – вспоминает она. – Перед нами предстал хорошо выглядевший, очень серьезный мужчина с почти седыми волосами».
