Старик начал терять терпение:
- Но посмотрите, неужели же вы и в самом деле не видите, что эти две работы написаны одним и тем же мастером?
Александра резко выдохнула:
- Нет, к моёму большому сожалению, эти две работы написаны совершенно разными художниками… Видите ли, она спохватилась и смягчила тон, - Маковский знаменит своим изображением человеческого тела.
Руки, лица, даже мочки ушей у людей, изображенных на его портретах, обладают телесностью, они живые, у них как будто теплая кожа, и чувствуется, как струится под ней кровь, как бьется пульс. Будь то губы девственницы или нос алкоголика, у портретов Маковского свой, особый оттенок. Уже со студенческих работ Маковский неустанно искал способы передачи изобразительными средствами телесности, и тогда же он создал собственный уникальный цвет, собственный красный. На этом портрете, к моёму большому сожалению, этого специфического цвета нет.
- Откуда вы можете это знать! - вспыхнул старик.
- Я вижу. И вам могу показать, - добавила Александра, вернулась к столу и взяла ультрафиолетовую лампу. - Одна из красок, которую обязательно использовал Маковский, - это краплак. Под ультрафиолетом он должен светиться красным. Теперь смотрите.
Она подошла к портрету и включила лампу, поднеся её близко к поверхности холста.
- Видите, картина засветилась голубоватым и зеленоватым светом. Но красных искр в ней нет. В этой работе нет краплака.
Александра сделала ещё несколько широких движений лампой вдоль всего холста. Повинуясь мановениям её руки, словно палочке фокусника, работа в отраженном от её поверхности ультрафиолетовом свете призрачно мерцала бледными оттенками болотно-зеленого, желтого и синего. Старик жадно наблюдал за передвижениями слабого свечения, и казалось, та же болотная бледность постепенно заливала и его лицо.
Александра выключила наконец лампу, подошла к столу и сгребла с него свои вещи.
- Но как же подпись? - Старик все ещё боролся.
- Она нанесена по сухому красочному слою где-то примерно двадцать лет назад.
Александра колебалась. Она не знала, стоило ли объяснять визитеру, что подпись чудовищна - словно ярко намалеванные губы на провалившемся старушечьем рте. Если бы подпись была сделана одновременно с портретом, тогда по ней шли бы «морщинки» - мелкие разрывы в красочном слое, то есть буквы были бы «порваны» временем, как и вся остальная поверхность изображения. А так как подпись вывели сравнительно недавно, то краска залила, закупорила трещинки, легла поверх кракелюров. Пожалуй, решила она, все это объяснять нет смысла - вряд ли её гость был в состоянии ещё что-то воспринимать.
