(«Левый берег»); в 1971 году при запуске известной линии
Libération («Освобождение») — Ив Сен-Лоран переплавил в эти коллекции «свой жизненный опыт, взятый под ракурсом эстетики»
[4]. И сейчас он всегда там, где что-то трещит по швам, сбивает с толку, где неожиданное решение ставит все с ног на голову. Такой же хищник, как и Энди Уорхол, он не перестает и сейчас навязывать моде всего мира свои особые предпочтения, свой калейдоскоп цитат, убеждений и пристрастий. Но остаются еще фантомы его присутствия то здесь, то там; суеверия, воспоминания о нем; нахальная «Гадкая Лулу»
[5]; слезы на глазах у тех, с кем он работал. В Париже некоторые считали его колдуном и медиумом. В доме номер 5 на авеню Марсо, в большом конференцзале, его фотопортрет работы Ирвинга Пенна смотрит на вас из-под ладони волчьим глазом. В Марракеше таксисты вспоминают о нем как о «господине Мажореле»
[6]. Миражи. Ив Сен-Лоран умер до того, как большой свет озарил его. Этот свет освещает его теперь и не дает ему уйти, испариться. Осталась красота фигур из кисеи, цитаты из фильма «Орфей», осталось воспоминание об улице, которая его вдохновила и которую он одевал. Правда, она уже не помнит о нем или помнит, но мало. Что бы она значила без него?! Без придуманных им бушлатов для андрогинов и плащей, которые он перенес из мужского гардероба в женский, сделав их незаменимой его частью?! Брюки (женщинам было запрещено носить их на работу до 1968 года) стали классикой. Память о Сен-Лоране — это постоянная череда парадоксов. Все дело в его тяге к экстриму. Его бархатные модели «Леди Макбет», его жакеты
sapharienne[7]марки Rive Gauche, его смокинги. Теперь они в музеях, он и сам там, где его имя означает свободу существовать, двигаться, придумывать свою жизнь. Жизнь создается подобно рисунку, когда хочешь зарисовать сон перед зеркалом. Рисуешь, освободившись от тисков и условностей, от ненужных складок, от всего, что мешает свободной походке.
Оран, горько-сладкий город
У женщин Орана была одна забота — выглядеть еще кокетливее, чем остальные женщины Алжира, и такими же оставаться. Теплыми ночами в казино или за чаем с кебабом на соседской вилле они искрились весельем и общительностью. Морские офицеры предпочитали Оран Алжиру: девушки здесь красивее. Алжир — город правительства и административных учреждений, расходился по малым кружкам и партиям бриджа и засыпал в девять часов. Оран же, наоборот, жил по испанскому времени, там считали жителей Алжира холодными, негостеприимными, точно они лионцы. Жители Алжира смеялись над оранцами и их произношением: «А-а, вы из Орана?» Они находили их вульгарными.
