* * *
Диккенсовский скаред, чудесным образом ставший благочестивым, возможно, именно потому настолько невероятный персонаж, что скупость – это эксцесс добродетели. Скупость – так называемая избыточная добродетель, ее тень и оборотная сторона или, точнее сказать, ее оборотная сторона на ленте Мебиуса. Скупость лишь продолжает и продлевает этику и мораль тем, что слегка их утрирует. То, что она пытается скрыть от глаз общественности, – это как раз слишком большое усердие в благочестии. Руководящим принципом последнего всегда было следующее: самоотрекись, откажись от удовольствия, береги, не растрачивай, не иди на поводу у тела, оно слабое и склонно к порокам. Скромность! Воздержание! Указания, общие в христианстве, имеют античное происхождение: аскетизм как путь к мудрости, этика правильной меры и т. д. Эти общие этические правила скупость принимает за свои, полностью их присваивает и с большим рвением им следует. Бережет, экономит, притесняет тело и все его удовольствия и потребности. Скупец представляется эмблематичным этическим образом, образом тотального самоотречения и аскезы, квинтэссенцией добродетели. Он готов отказаться от всех удовольствий во имя желания, от всех объектов во имя жажды одного-единственного. Но какого именно?
Изначально понятно, что объект желания скупца абсолютно бесполезен. Он не имеет ни одной применимой значимости, ничему не служит, скупец ничего себе не позволяет. Если бы он себе что-нибудь позволил, то часть сокровища пропала бы. Скупец экономит не для того, чтобы насладиться сэкономленным, но для того, чтобы сэкономить еще больше. Его желание порождает еще большее желание. Объект, который ничему не идет на пользу, способствует увеличению сокровища, накоплению, из чего следует, что объект всегда ускользает, ни одно богатство не является достаточно большим. Единственное определение объекта желания скупца – то, что его слишком мало. Сколько бы его ни было, его всегда слишком мало. Чем его больше, тем очевиднее становится, насколько оно недостаточно. Таким образом, объект – это чистый избыточный объект, желание скупца нацелено на чистый избыток. Получается, этот объект не может быть воплощен в богатстве, а лишь в том, чего еще такого рода богатству по определению не хватает. Упоение пересчитыванием сокровищ, эмблематическая сцена скупости, – в то же время и в том же месте агония нехватки. Этот объект не то что не имеет никакой применимой ценности, он не имеет обменной ценности – на что можно было бы его поменять, если ничто другое не имеет сравнимой значимости? При накоплении богатства все другие ценности бледнеют, а само оно становится воплощением одного-единственного императива – больше! Накопленное овеществляет суть субъекта, его ядро, его сердцевину, самое драгоценное и интимное, что у него есть, но одновременно воплощает нехватку, притом невосполнимую нехватку, и тем самым непрекращающиеся муку и страдание.
