Но если бы мы искали самого последнего скрягу в европейской литературной традиции, по крайней мере, последнего классического скупца, то это, по всей вероятности, прежде всего аллегорически – тот скаред, который переживает перерождение, а именно диккенсовский Скрудж[16]. Замыкая галерею скупцов, последний среди них чудесным образом перевоплощается, и затем эти образы будто заканчиваются. Скрудж, бессердечный угнетатель и сквалыга, до последней капли пота эксплуатирующий своих подчиненных и в то же время терроризирующий самого себя, в Рождество встречается с тремя духами. Первый дух – Святочный дух Прошлых лет показывает ему годы его молодости до того, как им овладела алчность, когда он еще носил в себе человечность и с детским и юношеским восторгом радовался приходу Рождества: «Скрудж, глядя на самого себя в ребячьем возрасте, вдруг преисполнился жалости и, повторяя: Бедный, бедный мальчуган! – снова заплакал» [Диккенс 2000]. Второй дух – Дух нынешних Святок ведет Скруджа по его городку, чтобы он увидел, что делают в рождественский вечер другие: Боб Крэтчит, работающий в его конторе и эксплуатируемый им клерк, вопреки тяжелому материальному положению празднует Рождество в кругу своей большой семьи, в радости и ликовании; так же как и наибеднейшие рудокопы и отвергнутый им племянник, все в своем скромном положении гораздо счастливее Скруджа, который проводит Рождество наедине с собой, своими деньгами и своими духами. Третий дух – Дух будущих Святок демонстрирует ему его последние часы, когда перед лицом смерти он будет до крайности изможденный и один. Дух дает ему послушать, чтó после его смерти говорят о нем его знакомые по бирже: «А я думал, что он никогда не умрет» [Диккенс 1912], – говорит один из них, – действительно, скупец представляется бессмертным, существом вне времени. «Похоже, пышных похорон не будет, – продолжает человек с подбородком. – Пропади я пропадом, если кто-нибудь придет его хоронить» [Диккенс 2000]. Прачка, поденщица и посыльный гробовщика крадут у него все, что только могут, единственные, кто оказались неравнодушными к его смерти, были должники, которых он осчастливил и которые наконец смогли спокойно спать. Потрясенного Скруджа терзает лишь один вопрос: «Предстали ли мне призраки того, что будет, или призраки того, что может быть?» [Там же]. И поскольку каждый может определять свою судьбу, своими действиями влиять на будущее, происходит чудо, на скупца нисходит просветление, перерожденный скряга вдруг становится щедрым и великодушным, перевоплощаясь в истинного человеколюбца и оставив все свои старые привычки.
