– Десятник! – вскрикнула Мира, отчего в голове нехорошо загудело. Действительно, если мысленно заляпать ему лицо грязью и пороховой гарью, то сроду не признать, а голос не изменить. – Извини, не помню имя.
– А я представлялся? Кажись, не до того было. Керман.
– А как, – после тяжкого раздумья спросила, – сюда попали?
– Так лечат, – удивился он. – Мне грудь продырявили, аж воздухом раздуло. Думал, лопну. Хотя вру. Ничего уже не думал, загибался. Зашили. Только сказали, чтоб лежал и не напрягался, если повторения не хочу.
– Отлить надо, – сказала Мира. В легионе таких вещей не стесняются, но ей вечно приходилось бегать дальше остальных.
Попыталась подняться и тут же села. В голове гудел колокол, и сил совсем не было. Хорошо прямо у стенки лежит, можно опереться.
– Сиди, – сказал десятник и громко крикнул: – Вестовой, подь сюда быстро! Ну где ты там! – Обернулся к Мире. – Тебе ходить нельзя. Упадешь по дороге. Не будь шлема на голове, проломили б череп, а так легко отделалась.
Через пару минут прискакал Лукен. Левая рука на повязке висит, сам исхудал, будто неделю не ел. Такие штуки она знала без подсказки. Ему крепко досталось, и жрица лечила магией, попутно забирая силы. Все лучше, чем остаться без руки.
– О, – радостно улыбнулся приятель, – очухалась!
– Горшок тащи, – сказал десятник.
– Понял, – согласился Лукен, – исполняю.
– Все-таки отбились? – неуверенно сказала Мира, когда Лукен убежал.
– Пришел император со вторым легионом и армией местных, ударил здешним рабовладельцам в спину очень вовремя. Они побежали, а там ручей после дождей сильно поднялся. Болото получилось. И их прямо на берегу в воде и вырезали, кто не утоп. Немногие удрали. Говорят, крови было столько, что ниже по течению уровень поднялся, и мельница до сих пор крутит колесо. Врут, поди.
– Вот, – протянул горшок вернувшийся Лукен. – Да нормально, – поймал взгляд девочки, – он специально с широкими краями.
– Мы отвернемся, – сказал десятник, стукнув его по ноге, чтоб заткнулся.
Ну да. Они-то, может, и не станут смотреть, только по соседству еще с две дюжины, и не все без сознания. Однако терпеть дальше было невмочь, взгромоздилась на сосуд, держась за стенку, чтоб не свалиться со всем содержимым. Вот весело было б всем, кроме нее.
– Наши как? – спросила.
– Нет больше никого, – помолчав, глухо сказал Лукен. – Все погибли, кроме нас двоих. Но, – оживляясь, – они у Престола Всевышнего нынче как павшие за веру. Ты здорово придумала, когда Юлия попросила. Обидно ж не попасть к товарищам после всего.
