– Вы удивили меня своими знаниями, курсант Рейнар. И знаете, что… я вот тут подумал, а вы сами можете рассказать об анатомии прорыва?
– Смогу, господин мастер-магистр.
После моих слов наступило молчание. В котором прошло десять секунд.
Двадцать.
Тридцать.
В полной тишине минуло более минуты. Я, воспользовавшись паузой, погрузился в свои мысли, вновь прокатывая в памяти личные дела бойцов, которых привел Блайд. Магистр Никлас же потихоньку терял самообладание.
– Курсант Рейнар, – произнес он, когда долгое молчание стало совсем уже неудобным. Для него и для высокой комиссии – мне-то на тягучую паузу наплевать было.
– Да, господин мастер-магистр.
– Почему вы молчите, курсант Рейнар?
– Я должен что-то сказать, господин мастер-магистр?
– Да, вы должны рассказать об анатомии прорыва.
– Прощу простить, господин мастер-магистр. Я подтвердил, что могу рассказать об анатомии прорыва, но у меня не было указания, мастер-магистр.
– Считайте, что уже есть, – поджал губы Никлас. – Начинайте.
– Что начинать, господин мастер-магистр?
– Рассказывать.
– Заходит как-то карлик в гостиницу Амстердама, над входом которой висит красный фонарь. В бордель, тот есть, заходит. На поводу карлик ведет ослицу, а под мышкой у него пчелиный улей. Маман наблюдает из-за стойки за столь неожиданным гостем, и…
– Курсант Рейнар!
– Да, господин мастер-магистр.
– Что за чушь вы несете?
– Самый свежий анекдот, недавно услышал. На полу лежал от смеха, господин мастер-магистр, представляете?
– А… Эм… Зачем вы мне его рассказываете?
– Вы сказали: «рассказывайте», господин мастер-магистр. А я этот анекдот в курительной комнате одного из клубов Равенны слышал, готов держать пари что до салонов Семиградья он еще…
– Вы должны рассказывать об анатомии прорыва!
– Кому должен рассказывать, господин мастер-магистр?
– Мне!
– Почему я должен об этом рассказать?
– Потому что я вас об это попросил!
– Никак нет, господин мастер-магистр.
В звенящую тишину аудитории, которую заполняли лишь звонкие и резкие фразы Никласа, вдруг вплелось фырканье. Как будто лошадиное; но нет – фырканье переросло в громкий гогот. Который, впрочем, почти сразу прервался.
– П-простите… – извиняющееся поднял руку Кавендиш, едва не сложившийся в попытке удержать смех. – П-простите, подавился чем-то, не смог в себе удержать, – с трудом сохраняя серьезное выражение лица, еще раз извиняющееся взмахнул Венсан рукой и даже похлопал себя по груди. Еще раз то ли плюнув, то ли кашлянув остаточным смехом.
