Мысль о детях по-прежнему тревожила меня. Я все еще слабо представляла себе, как буду их воспитывать. Более того, я сама за собой заметила, что непроизвольно скидываю все контакты с Эжен на ее брата. Линк кормил ее, играл с ней и гулял, сажал на горшок и укладывал спать, я же в это время старалась находить себе другие дела.
Было в этом что-то неправильно и несправедливое по отношению к Линку. Забрать детей от опекунши — это мое решение. Почему же он должен за него расплачиваться?
Вечером, когда дети уснули, я ворочалась на тахте до тех пор, пока не приняла четкое решение — что и как делать дальше. Как ни странно, в этот раз мне не понадобилась моя «Маска силы».
Может быть это и было правильным. Нравится мне это или нет, но эти дети на долгие годы становились моей семьей. А в семье отгораживаться масками — это... Это неправильно. Пусть моя мать не была моей семьей, но я постараюсь, чтобы Линк и Эжен — стали.
Утром я сообщила Брату суть своих ночных размышлений и постаралась донести до него, почему мы будем действовать так, а не иначе. Не знаю, стоило ли это делать, но он растет и должен учиться на своих или чужих ошибках. Вот и пусть учится.
Очередной раз оставив детей в гостинице, я отправилась не в наш дом, где уже закончила разборку хлама в комнатах, а по адресу с визитки, которую мне оставил тот газовщик. Как его там, кёрст де Лонг, кажется?
Только отправилась я не к нему, а к тому самому троку Суржу. Горластый — вот первое впечатление от этого человека.
Крошечная конторка находилась в полуподвальном помещении роскошного многоэтажного дома. Весь первый этаж был отдан под богатые заведения. Здесь находилась фирма «Гейзер», модный швейный салон «Элегант», приемная какого-то законника, но самая огромная и кричащая вывеска была прилеплена сбоку здания над полуподвальным офисом. Золотые буквы на ярко-алом фоне даже не «говорили», а громко «орали» — «Самый лучший ремонт».
Я с некоторым сомнением покосилась на вывеску — «дорохо-бохато» — совсем не в моем вкусе. Может стоит поискать другого мастера? Однако принять решение я не успела.
Дверь распахнулась и в проеме возник пожилой рыжий толстяк, с солидной лысиной, багрово-красным лицом, где почти терялись крошечные голубые глазки, рыже-седыми бровями и бакенбардами, клочками торчащими в разные стороны. Черный деловой костюм выглядел так, как будто он в нем спит — мятый и лоснящийся. Зато штиблеты отблескивали дорогим лаком, а на толстое пузо свисала широкая золотая цепь.
