Шесть месяцев были небольшим сроком для стольких прощаний.
Мой пес прислонился ко мне, и я уставился на огонь и плакал какое — то время. Но я устал от слез. Я, как проклятый, пресытился ими.
Я взял листок бумаги. Если отбросить десятичные запятые, это было бы простое число. Это представляло затраты на медицинское обслуживание для десятков тысяч и на похороны еще для тысяч. На рациональном уровне я знал, что Молли была права. Все могло быть хуже. Намного хуже.
Но, все, что я видел в своем сердце — это кровь на асфальте и все, что я чувствовал — это пустоты внутри меня, там, где должны были быть люди.
Я поднялся и тихонько подошел к «убежищу», где моя дочь Мэгги спала среди других детей, ее щечки розовели. Она была крошечной девочкой, последней по высоте и весу в классе, и она вернулась со своего первого школьного полугодия с GPA >[3] выше 4,0. Все, что было у меня — это GED. Я даже не знал, как вычислить GPA. Но, кажется, я хорошо представлял, что означали эти буквы.
Некоторое время я следил за ее поднимающейся и опускающейся грудью, и боль отступила. Я глубоко вздохнул.
Прежде я потерял голову. Я позволил безумию овладеть мной.
Но теперь я был отцом.
У меня больше не было такой роскоши. Слава Богу.
Что бы вы не делали, ничто не может изменить прошлое. Нельзя жить своей жизнью, смотря назад, или вы потратите ее, ходя по кругу.
Эта маленькая девочка была будущим.
Я кивнул. И затем я вернулся к велосипеду.
Мыш был пушистым и верным, но, в значительной степени, он был и просто ребенком. Он отважно помогал в течение следующего получаса, а потом просто повалился набок и захрапел. Я улыбнулся ему. Он сделал достаточно. Я мог доделать остальное самостоятельно.
Я очистил свой ум от всего, кроме решения проблемы, стоящей передо мной и предвкушения счастья Мэгги. Огонь потрескивал. Я добавил дров. Глубокое и мирное тепло поселилось где — то между моей грудью и животом.
И потом я понял, почему Майкл не стал помогать.
Я размещал особенные наклейки с пулевыми отверстиями, выбранные мной для велосипеда, когда огонь затрещал, захлопал и взвился вверх.
«Милосердные Небеса, что это?» — удивился я вслух.
Раздался звук, который можно описать только как «фумпф», внезапный поток сажи из камина, и затем…
Хорошо. Итак.
У него было круглое лицо. И небольшой круглый животик. Дрожащий, когда он смеялся. Целиком покрытый кольчугой.
Крингл был рослым, грузным человеком, с длинными, серебристо — белыми волосами и великолепной снежной бородой. Он носил охотничьи краги под короткой кольчугой, а поверх этого — тяжелую, великолепную темно — красную мантию с капюшоном, отделанную белым мехом. Он нес через плечо огромный мешок — и на его бедре не было никакого меча.
