Несколько дней спустя Герцль по делам Еврейского колониального банка поехал в Париж, Гаагу и Лондон. Из Парижа он написал Ойленбургу подробное письмо, в котором еще раз ходатайствовал об аудиенции у кайзера до его отъезда и подробно излагал преимущества своего плана для Турции и всего мира. В Амстердаме он получил ответ Ойленбурга. Там содержалось даже больше, чем он мог ожидать. Ойленбург сообщал, что кайзер склонен взять эмиграцию евреев под свою защиту. Во всяком случае, кайзер будет огорчен, если не сможет принять его в Константинополе. Подробности он узнает в Берлине.
7 октября 1898 года Герцль встретился с Ойленбургом в его имении под Берлином. Во время прогулки граф сообщил ему, что все самое важное он уже изложил кайзеру. Герцль должен поехать в Константинополь, возможно, беседы с кайзером будут достаточно и ему не придется самому ехать в Палестину. Однако, несмотря на это, он считает желательным, чтобы кайзер принял делегацию сионистов в Иерусалиме. Герцль заметил, что подобной делегацией может руководить только он сам. Английских соплеменников он не хотел брать с собой из политических соображений; русских — из опасения, что они, вернувшись, подвергнутся притеснениям, особенно после объявления о германском протекторате. Ойленбург возразил, что он ожидает проблем только со стороны Англии и Франции. Он уверял, что кайзер уже «полностью свыкся с мыслью о протекторате». Он не сомневается, что султан благожелательно воспримет его совет. Тем не менее Герцлю не следует предаваться слишком радужным ожиданиям. «Как сложатся обстоятельства, — сказал Ойленбург, — известно одному Богу. Мы тоже пока не можем знать, сможем ли мы пойти в этом деле до конца. Германия не станет вести войну из-за сионистов».
Герцль был потрясен. Неужели план всей его жизни стоит на пороге осуществления? «Поразительно, поразительно, — пишет он в своем дневнике. — Протекторат Германии — дело уже решенное!» И в переизбытке счастья после разговора с Ойленбургом он записал в дневник несколько странную, но характерную фразу:
«Находиться под протекторатом этой сильной, великой, высоконравственной, великолепно управляемой, четко организованной Германии — это может иметь для еврейского народною характера только самые благотворные последствия».
Это были «самые напряженные часы в газетном романе моей жизни», — отметил Герцль в том же дневнике. Он напряженно ждет вызова в Потсдамский замок. Но вместо аудиенции у кайзера вновь состоялась подробная беседа с великим герцогом Баденским, который как раз в эти дни находился в Потсдаме. Все же вскоре Герцль еще раз побеседовал с Бюловом и имперским канцлером Гогенлоэ. По его словам, это была всего лишь основательная проверка. Гогенлоэ не выказал особой симпатии, скорее, в содержании
