«Так будет, пока нет предпосылок коренного, всестороннего сплочения народа, а именно денег». Разногласия, проявившиеся на конгрессах, последовавших за Базельским, ясно показали, что еврейский вопрос, прежде всего для молодого поколения, стал вопросом жизни и совести. Сионизм стал для них выбором не политическим, а мировоззренческим, «ответом на наши личные проблемы», как однажды сказал Курт Блюменфельд.
Поэтому оппоненты неизбежно должны были критиковать прагматический подход Герцля и его сторонников как «вульгарный и в сущности такой же примитивный, как всякая филантропия».
Ведущими деятелями этого еврейского движения обновления, которое называлось также «культурным сионизмом», были Ахад Хаам («Один из народа») и Мартин Бубер. Ахад Хаам (настоящее имя Ашер Гинзберг), вероятно, чувствовал себя на Базельском конгрессе как «скорбящий на свадьбе». Возможно, это было именно так, ибо первоочередной задачей ему представлялось не решение еврейского вопроса, а глубокое осознание еврейского духа и возрождение еврейской культуры. Иными словами, он не ставил себе целью создание еврейского государства и массовое переселение в Палестину, скорее эта страна призвана была стать для евреев культурным и духовным центром. Примерно те же аргументы, что Ахад Хаам, проводил позже и Бубер, взгляды которого, хотя и намного более радикальные, чем взгляды Хаама, могут быть названы своего рода неомистическим культурным сионизмом.
Остроумная критика политики Герцля и Нордау, постоянно демонстрируемая Ахадом Хаамом и Мартином Бубером, способствовала развитию сионистского движения, хоть все попытки направить сионизм в религиозное русло, что, соответствовало еврейскому мессианизму или хасидизму, и оставались тщетными. Но даже если «культурно-сионистские» влияния проявлялись лишь спорадически, они были чем-то большим, чем просто эпизод в истории сионизма. Как позднее выразился Германн Майер-Кронемайер, «здесь столкнулись взгляды, которые и до сего дня остаются актуальными в борьбе за еврейское самоосознание».
В дискуссиях, развернувшихся в еврейской среде после базельского конгресса, все еще проявлялось сопротивление политическому сионизму со стороны евреев — сторонников ассимиляции. Не столь уже редкое утверждение, что евреям пришлось чуть ли не в принудительном порядке приветствовать сионизм как движение национального освобождения, как правило, недооценивает значение ассимиляции и еврейского равноправия в конце XIX века. Габриэль Ризер, один из самых решительных поборников полного уравнивания евреев в гражданских правах, писал еще в 1831 году в своем полемическом сочинении: «Мы не иммигранты, мы коренные жители, и, поскольку мы ими являемся, у нас нет претензий на родину еще где-либо; мы либо немцы, либо люди без родины». Безусловно, эти слова Ризера выражают позицию большинства евреев, которые чувствовали себя глубоко укорененными в странах Западной Европы, прежде всего в Германии, и прилагали немалые усилия для полного равноправия и ассимиляции.
