.
О своем обращении к Николаю II прямо в день смерти его отца обер-прокурор сообщил в дневниковой записи за этот день: «Письма мои к новому государю». А 21 октября Победоносцев занес в дневник: «Писал манифест», – имея в виду документ о переходе в православие царевой невесты[214]. Предложение обер-прокурора было одобрено Николаем II, и принятие православия Алисой Гессенской состоялось 21 октября. По свидетельству Джунковского, на ее миропомазании траура действительно не было: «Все были в парадной форме, без траура; дамы в белых платьях» [215].
Однако известие о том, что верховная власть снова стала прислушиваться к обер-прокурору, видимо, долго не выходило за пределы Ливадии. 29 октября вел. кн. Константин Константинович сообщил в дневнике о состоявшейся в тот же день встрече с генералом А. А. Киреевым. Последний прибыл прямо от митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Палладия со словами, что великого князя прочат в духовном ведомстве «на место Победоносцева», причем очень того желают. Константин Константинович на это заметил (правда, из записи неясно – Кирееву или уже постфактум, сугубо в дневнике), что он «сам бы не прочь». Однако ему не хочется расставаться с Преображенским полком, командование которым тогда придется оставить[216]. Понятно, что Киреев передал великому князю не собственное мнение, а некое оформившееся пожелание основных архиереев, которые, по-видимому, уже «похоронили» своего начальника[217].
Складывается впечатление, что по приезде в Петербург Николай II решил демонстративно транслировать столичному обществу свой новый образ как исключительно самостоятельного монарха. Причем избранная им манера поведения была рассчитана прежде всего на великокняжеское окружение.
29 октября Половцов со слов «достоверного повествователя» записал, что Николай II – «усердный поклонник императора Николая I». Поэтому он «с большим сочувствием» относится к любимой невестке этого государя – вел. кн. Александре Иосифовне. Ей Николай II «сказал, что ему надоели советы дядей и что он им покажет, как обойдется без этих советов»[218].
3 ноября Шереметев заметил, что «царская фамилия озадачена» манерой Николая II держаться: «Многим не дал руки и кивнул». Из этого Шереметев заключил: «“Юный император”, по-видимому, не нуждается в опеке» [219].
В дневнике Константина Константиновича сохранилась запись высказываний Николая II на приеме в Зимнем дворце 9 ноября. Они были сделаны со слов сестры автора дневника – королевы эллинов Ольги Константиновны. Император тогда сказал, что «ничего не хочет ломать». Если с чем-то, «будучи наследником, он не соглашался», то теперь считает необходимым это «хорошенько изучить и, во все вникнув, изменять постепенно, но настойчиво». Говоря о предстоящем через три дня первом докладе вел. кн. Алексея Александровича, император заметил, что с ним «возможно несогласие по некоторым вопросам». Далее государь развил свою мысль самым неожиданным образом, подчеркнув, что для него «лучше пожертвовать одним человеком, хотя бы дядей, чем пользою государства». И тут же пояснил, что резкое несогласие дяди может вызвать строительство порта в Мурмане, а не в Либаве
