Самодержавие на переломе. 1894 год в истории династии | страница 59



Что касается расстановки сил в Ливадии, то здесь погоду делали два человека (если до 20 октября не принимать в расчет немощного Александра III и фактически изолированного от принятия решений цесаревича) – Мария Федоровна и Воронцов-Дашков. Через месяц после смерти государя министр императорского двора поведал Половцову на охоте, что «со времени переезда в Ливадию» Александр III не имел контактов с приближенными. Только утром 20 октября Воронцов-Дашков был вызван к умиравшему и находился возле государя «безвыходно» до самой его кончины[189]. Отсюда напрашиваются два вывода. Во-первых, весь этот месяц пребывания в Крыму императрица оставалась единственным транслятором (и, естественно, интерпретатором) государевой воли. Во-вторых, из всех приближенных наибольшим доверием Александра III (а значит, и влиянием) пользовался министр императорского двора [190].

17 октября Шереметев, пробывший к тому времени в Ливадии более недели и уже – как ему показалось – разобравшийся в раскладе сил и влияний у одра императора, указал в дневнике на две ключевые фигуры, принимавшие решения, – Воронцова-Дашкова и Марию Федоровну. Министр императорского двора, по словам Шереметева, «несомненно, при многих достоинствах очень упрям», «чересчур много берет на себя и бравирует». Пускай побуждения Воронцова-Дашкова «самые благородные», однако «самоуверенность велика». «Корень всей неурядицы» Шереметев усматривал в «отсутствии настоящих отношений между императрицей и Воронцовым». В то же время если бы они действовали согласованно, то «дело бы двигалось правильно». Очевидно стремление многих повлиять на Марию Федоровну «во вред Воронцову» из зависти к его положению «при государе». Например, обер-прокурор «шипит» в адрес министра императорского двора: «Он игнорирует наследника». А Воронцов-Дашков «слишком самолюбив, чтобы победить себя в отношениях» с императрицей, причем «даже в такую серьезную минуту». Тем не менее, как считал Шереметев, министра императорского двора извиняет «его высокое чувство», он – несмотря на недостатки – лучший из собравшихся в ливадийской резиденции. В качестве примера досадного недопонимания между Воронцовым-Дашковым и Марией Федоровной Шереметев привел казус, произошедший в тот же день. Александр III причастился у находившегося в Ливадии о. Иоанна Кронштадтского. Однако этот факт не был предан огласке, хотя министр императорского двора сочувственно относился к такой мысли, – на его предложение императрица ответила: «Не нужно». А в итоге «все обвиняют Воронцова» в замалчивании обстоятельств жизни больного