В то время существовало два способа вывоза имущества — гужевым транспортом и по реке. Главная трудность состояла в том, где взять такое количество подвод с лошадьми. Например, для вывоза казенного имущества и оружия из арсенала требовалось более 26 тысяч подвод. Но подводы использовались и для вывоза раненых, подвоза продовольствия и боеприпасов: так, летом 1812-го армия реквизировала для своих нужд до 52 тысяч подвод. Таким образом, ни лошадей, ни подвод катастрофически не хватало.
Приходилось делать выбор между использованием подвод для вывоза раненых или для эвакуации имущества. Особенно обострилась ситуация после Бородинского сражения, когда Москву накрыла волна прибывающих с фронта раненых. В предшествующие сдаче Москвы дни в город прибыло более 28 тысяч раненых. 30 августа Ростопчин приказал везти раненых сразу в Коломну, а 31 августа он и вовсе распорядился отправлять туда же пешком тех из них, кто мог ходить. Как сообщал сам Ростопчин, «от шестнадцати до семнадцати тысяч были отправлены на четырех тысячах подводах накануне занятия Москвы в Коломну, оттуда они поплыли Окою на больших крытых барках в Рязанскую Губернию, где были учреждены Гошпитали»[46].
Остальные, кто не мог ходить и эвакуироваться, остались в Москве в полном распоряжении французских солдат. По разным оценкам, в Москве осталось от двух (сведения Ростопчина) до тридцати тысяч (оценка Наполеона) раненых. Большая часть их погибла во время пожара.
Неудачной была и попытка вывезти по обмелевшей Москве-реке имущество и боеприпасы, назначенная буквально на последний день — 31 августа. 23 груженые барки сели на мель близ села Коломенского. Большая часть сопровождающих их чиновников и рабочих разбежалась. В результате непринятия своевременных мер по спасению казенного имущества лишь три барки доплыли до пункта назначения, 13 было сожжено, а семь достались французам. Часть боеприпасов все же удалось посуху вывезти в Нижний Новгород и Муром. То же, что не удалось затопить, Ростопчин распорядился раздать оставшемуся в Москве населению. Но ружей в арсенале оставалось еще много — более тридцати тысяч, а об оставшихся огромных запасах холодного оружия и говорить не приходится.
Несмотря на явные просчеты и дезорганизованность эвакуации, Ростопчин положительно оценил ее ход: «Поспешное отступление армии, приближение неприятеля и множество прибывающих раненых, коими наполнились улицы, произвели ужас. Видя сам, что участь Москвы зависит от сражения, я решился содействовать отъезду малого числа оставшихся жителей. Головой ручаюсь, что Бонапарт найдет Москву столь же опустелой, как Смоленск. Все вывезено: комиссариат, арсенал»
