Однако затем, на пике успеха Стюарт совершил «промашку» – решил «улучшить» торговое соглашение между Британией и Бразилией (хотя по инструкции Каннинга должен был лишь пролонгировать существовавший договор). В итоге вызвал ярость шефа тем, что внес туда пункт о статусе Англии как «наиболее благоприятствуемой нации». Это обычное в коммерческих отношениях право уже давно не устраивало амбициозный Альбион, претендовавший на исключительное положение в регионе.
Каннинг написал Стюарту послание, которое, по свидетельству историков, «могло бы занять первое место среди шедевров брани в официальной переписке политических деятелей»[125]. Полностью отметая возможность ратификации этого документа (новый торговый договор с Бразилией был подписан в 1827 г., через семь дней после смерти Каннинга) он устроил настоящую выволочку подчиненному по поводу того, что пункт о «наиболее благоприятствуемой нации» сводит на нет все преимущества гегемонизма Англии: «Если бы такой договор был подписан, Франция могла бы заключить точно такой же договор, и тогда нам пришлось бы стыдиться того, что мы ухватились за него и при этом лишились всех преимуществ нашего эгоизма» (selfishness)»[126]. Как видим, в те времена не стеснялись прямо называть вещи своими именами и словосочетание «национальный эгоизм» отнюдь не носило негативного оттенка в переписке английских политиков.
Стюарт был отозван в Лондон, и, несмотря на критику Каннинга, получил множество наград за выполнение миссии в Бразилии (в том числе звание «пэра Англии»). Его карьера продолжалась по-прежнему в Европе, а последним стало назначение в 1841 г. послом при дворе российского императора Николая I.
Начало боевых действий на Ла-Плате между «двумя суверенными государствами» англичане представили как «настоящую катастрофу». Целью противоборства было обладание Восточным берегом, стратегической территорией, которая находилась между Бразилией и Аргентиной и контролировала судоходные маршруты вверх по Рио-де-Ла-Плате, в самую сердцевину континента. «Неожиданный» для них конфликт, горько сетовали британские политики, угрожал разрушить финансовую состоятельность и политическую стабильность как воюющих сторон, так и нанести немалый урон торгово-экономическим интересам Британии. Все силы и вся мощь британской дипломатии, заявляли в Лондоне, была направлена на то, чтобы добиться окончательного урегулирования путем мирных переговоров[127].
Теперь уже можно было готовить почву для выдвижения вопроса о независимости Восточного берега. На Ла-Плату был отправлен главный персонаж, который и завершил комбинацию Лондона по созданию Уругвая – лорд Джон Понсонби. Один из лучших британских дипломатов той эпохи, светский красавец, остроумный джентльмен, любовник фаворитки короля (по этой причине впавший в немилость при дворе и отправленный в начале 1826 г. по настоянию Георга IV «полномочным министром» в далекий Буэнос-Айрес для разрешения конфликта между Аргентиной и Бразилией), стал легендарной личностью после событий, связанных с Французской революцией. Будучи в начале 90-х гг. XVIII в. в Париже, Понсонби был захвачен толпой санкюлотов, которая намеревалась казнить аристократа, однако, согласно рассказам очевидцев, его красота вызвала такое сочувствие у парижанок, что они отбили молодого человека у революционеров и спасли его.
