, были еще «Молитва за путешествующих и моряков в смертельной опасности», «Молитва за спасение моей души». В нотах были следующие указания для исполнителей: «в очень христианской манере» и «с большим забвением настоящего».
Присвоив себе титул «сонаследник и капельмейстер» Метрополийской церкви, Сати явно сделал отсылку к Пеладану. Мудреное обращение «сонаследник» было позаимствовано из англо-нормандского прошлого – это средневековый юридический термин, обозначающий совместное владение собственностью. Похоже, что Сати хотел наделить его религиозным смыслом. И хотя композитор не одевался на манер вавилонского царя, тем не менее Сати носил ниспадающие одежды, щеголял длинными волосами и неухоженной бородой, всячески культивируя нестандартный имидж – смесь богемного кафешантанного юмора и псевдорелигиозной экстравагантности. Сати увлекся печатным словом и забросил музыку: помимо «Мессы для бедняков» в период увлечения новой церковью он почти ничего не сочинял – только несколько набросков. Зато осталась целая коллекция брошюр и воззваний, которые Сати называл «картулярии» и которые издавал в своем «аббатстве» – в квартирке на улице Корто. Эти документы, написанные красными и черными чернилами пародийным готическим шрифтом на больших листах, украшенные знаками и эмблемами церкви, связывали эзотерику и псевдорелигиозность с искусством и эстетикой. В данных воззваниях Сати выступал с опровержениями критических статей и высказываний в свой адрес. Например, один из картуляриев был адресован Орельену Люнье-По, основателю и директору театра «Эвр» (Théâtre de l’Oeuvre), где в 1896 году состоялась премьера пьесы Альфреда Жарри «Король Убю»; другой картулярий – Анри Готье-Виллару, более известному как Вилли, мужу писательницы Колетт. Вилли в рецензии пренебрежительно назвал «Прелюдии к “Сыну звезд”» «музыкой для торговцев сантехникой»; разъяренный Сати ответил в одном из первых картуляриев, обозвав Готье-Виллара «одной гнусью в трех ипостасях» и «подлым наемником пера». Это было всего лишь приветственным зачином, далее Сати пишет:
От Вашего дыхания несет лживостью, из Ваших уст смердит дерзостью и бесстыдством. Но Ваша скверна обратилась против Вас ‹…› Я могу игнорировать пакости шута, но не могу не вознести карающую длань на хулителей Церкви и Искусства, которые подобно Вам, не питали уважения даже к самим себе. Да будет известно тем, кто надеется оскорблениями и запугиваниями восторжествовать надо Мной, что Я исполнен решимости и не боюсь ничего
