Теперь о гонораре за трехтомник. Богатых людей оказалось расчаливать очень трудно. Пришлось делать это в два приема. Поэтому деньги ждут тебя в двух местах, но от этого в два раза больше их не стало. То, что удалось мне вырвать (250 р.), лежит у Эли Шугаевой в сейфе. После этого я натравил на них, на этих акул империализма и капитализма, еще Люду Бородину, тем паче что они и ей, оказывается, не уплатили за редакторство.
Валентин, не хотелось бы, чтобы ты статью для «Панорамы» делал через силу. Если у тебя такое же ощущение, что сказал все, что мог, и вымучивать будет трудно, решительно отказывайся. Меня это обидеть не может, «Панораму», думаю, тоже. Срок для раздумий — до мая. К этому времени, я надеюсь, выйдет рассказ в «Нашем современнике», примерно в два печатных листа, и рассказ в «Москве» (небольшой).
Тебя, живоцерковца, обнимаю.
В. Распутин — В. Курбатову.
30 марта 1995 г.
Иркутск.
Добро с окончательным согласием на статью я от тебя получил, а дня три назад выслал бандероль с книжками от Гали-книгоноши. Пока всего четыре книжечки, потом вышлю еще.
Съездил к матери в Братск (не знаю, как дальше буду ездить. Дали тут вместо гонорара премию за публицистику — 600 тыс., и почти всю ее тотчас же отдал за дорогу). Затем клюнул на бесплатную путевку в санаторий на Байкал за октябрьские труды — и тоже попал. Выяснилось, что на дармовщинку легко трижды на дню ходить в столовую, а работать на дармовщинку нельзя. Две недели пытался и ничего из себя не выжал. Вернее, что выжал — выбросил. Очень хотелось сжечь, чтобы приблизиться к Ник. Вас., но не оказалось печки. Так что нового для книжки, я думаю, наберется не много. К тому же летом, вероятно, придется подновлять «Сибирь». Наш «Интурист» снова зашевелился с ее изданием на чужестранных языках, а для этого им надо, чтобы книга имела конец не десятилетней давности, а заглядывала в теперешние дни. В бодрые часы кажется, что все успею, но чувствую — едва ли.
Валентина тебя как живоцерковца предает анафеме. В. Крупин, не называя имени, тоже где-то печатно отозвался. Я не внутри церкви, а возле, и мой суд несерьезен, но я с протопопом Аввакумом, который сказал: как дедами поставлено — так пусть и стоит оно во веки веков. И с пословицей: пусть горит село, но живет обычай. И не хочется еще одного раскола, а он, мне кажется, при настойчивости будет неизбежен. Я наслышался в Болгарии о настоящих боях при переходе на новый стиль, а болгары к своей церкви равнодушней. Говорю это не для того, чтобы тебя «обрабатывать»: где бы ты ни был, для тебя это вымученное место, и Бог с тобой! А на меня и подобных мне, судящих по примкнутости, Он глядит снисходительно.
