Прости, что я вместо ободряющих обыкновенностей о здоровом воздухе, о румяной пользе Подмосковья, о калорийности санаторного питания всё в свою занудную сторону ворочу, но уж тут подлинно — у кого что болит…
Выбирайся поскорее, Валентин. На кухне-то все-таки легче разговаривать, чем в письмах.
В. Распутин — В. Курбатову.
17—21 мая 1993 г.
Москва.
Спасибо тебе и за пасхальное поздравление, и за письмо, хоть и невеселое, да твое, с твоей интонацией и твоим умением говорить точно. Спасибо и за статью для «собрания», статью умную, но излишне для меня лестную, поскольку «страдания» мои происходят по большей части из обыкновенной русской лени, а «философ» из меня в статьях оказался никудышным. Но я ведь никогда и не претендовал ни на то, ни на другое и в самые благополучные, «хвалебные» времена страдал втайне от своего несоответствия той фигуре, какую из меня, вероятно из добрых побуждений, делали. В больнице пришлось читать верстку книги, которая выходит у П. Алёшкина[24] в его «Голосе». Я давно в свои вещи не заглядывал — и неожиданно больше всего понравились «Деньги для Марии». А потом, вероятно по примеру великих, стал усложнять мысль, тянуть фразу, и получалось на своем материале «по следам».
Если это и уничижение паче гордости, то искреннее.
Но о том Распутине, о котором ты писал, ты написал очень хорошо, с некоторой, правда, усталостью в конце статьи, там, где и Распутин через силу водил пером.
Захотелось мне после этого перечитать твою книгу обо мне — да ведь ее нет, а теперь, наверное, и не достать.
Пишу сейчас еще из санатория, но опущу письмо по возвращении в Москву. Это и не в чистом виде санаторий, а больничный, и согласился я на него, чтобы не оставаться в больнице. А здесь повезло благодаря праздникам: две недели был один в палате и от последней тоски иногда присаживался к столу и написал в «Сибирь…»[25] еще один очерк по следам своей летней поездки по Лене, которая и прогнала меня по больницам. Если удастся когда-нибудь поплыть дальше (как собирался), придется эту свою работу или выбрасывать, или переписывать, но пока пусть будет. Нынче на «мокрую» поездку едва ли решусь, да и кармана моего не хватит. Ты прав: надо прижимать хвост. Алешкин заплатил мне хорошие деньги, но, во-первых, жизнь в Москве, и, во-вторых, скоро втроем возвращаться домой.
Очень огорчил меня Савелий своим интервью в «Правде», где ради хлесткого словца, меня защищая, со мной же и не посчитался. Деньги на храм я тебе давал не собственные, ты это знаешь; думаю, знал и Савелий, и не демократы довели меня до операционного стола; даже под запал такие вещи говорить не годится. И никто меня из квартиры не гонит решительно, лучше бы об этом вовсе не вспоминать.
