“У вас что, нет ни сестры, ни матери, которые могли бы вам помочь?” — нарушила тишину Мальвида.
“Моя жена была моей сестрой… нет, не сестрой, а кузиной… двоюродной… двоюродной. Но она умерла. А мама, мама… — Тут Искандер опять захлебнулся рыданиями. — Мама умерла еще раньше… пароход, на котором она плыла ко мне в Ниццу, затонул посреди моря… и мамы не стало”.
“Мамы не стало! — крикнула Оленька. — Мама уехала далеко-далеко…”
“Я так ей объяснил… чтоб не огорчать. Да она и не поймет, что значит — умерла”.
Сглотнув подступивший под горло ком жалости, Мальвида опять села в кресло и спросила: “А почему бы вам не нанять гувернантку или хотя бы горничную? Ведь деньги у вас есть”.
“Да я нанимал, нанимал! Двадцать раз нанимал! Но ни одна здесь не удержалась! Эти чертенята даже святую Марфу из дома выживут. Тем более, что манерам не обучены и английского не понимают”.
“Что ж вы манерам их не обучили?”
“Наташе было не до манер. Она рожала без перерыва, а дети умирали один за другим. А тут еще этот роман с Георгом. Ума не приложу, откуда у нее силы взялись на роман? Сами понимаете, что на манеры сил уже не осталось”.
Оленька перестала плакать, сползла с колен отца и взобралась на руки к Мальвиде. Вытирая мокрый нос Мальвидиным рукавом, она опять повторила: “Мама! Мама!” Мальвида расправила пальцами ее спутанные, влажные от слез кудряшки и спросила по-немецки: “Тебе очень нужна мама, Оленька?”
“Очень нужна”, — ответила Оленька по-немецки. Немецкому ее обучали с колыбели.
Герцен протянул к дочери руки и позвал по-русски: “Иди к папе, Оленька”.
“Нет, я хочу быть с мамой”, — отказала ему Оленька по-немецки.
“Зачем вам понадобилась моя дочь?” — сердито спросил Искандер.
“Вам не кажется, что это я ей понадобилась?”
Искандер смущенно забормотал: “Конечно, конечно… Я благодарен, вы их так усмирили. И Оленьку утешили, а то она все время плачет. Что бы я делал без вас?”
Мальвиду обдало жаром, и она неожиданно для себя предложила: “Хотите, я перееду к вам и буду ухаживать за детьми?”
Сказала и тут же испугалась — в какое ярмо она себя запрягает? А Искандер испугался еще больше, он сжал руки Мальвиды: “Вы переедете к нам? Нет, нет! Нельзя, чтобы вы пожертвовали свою жизнь нам!”
“Да, да, нельзя, — согласилась Мальвида, поставила Оленьку рядом с креслом отца и встала. — Я, пожалуй, пойду, уже поздно. Завтра я приду опять. А вы подумайте”. — И направилась к выходу.
“Но вы не передумаете до завтра? — побежал за ней Искандер. Преградил ей путь рукой поперек двери. — В моей душе такое недоверие, что я опасаюсь всего… И всего более боюсь вашего отдаления”.
