Победоносцев. Русский Торквемада | страница 84



. Валуев обращал внимание на опасность призывов Победоносцева опереться на настроения простолюдинов, которыми тот, как тараном, разбивал все построения оппонентов. Либеральный сановник считал недопустимыми звучавшие в речи обер-прокурора «фразы о народе, о единении царя с народом»; под последним понимались исключительно социальные низы. Валуеву это казалось отказом от важнейших традиций, закрепившихся в идейном, политическом и духовном обиходе России со времен Петра I. «Московская волна в ходу в верхнем течении… — записывал он в дневнике. — Mot d’ordre[15] теперь — русские начала, русские силы, русские люди, одним словом — руссицизм во всех видах… Дикая допетровская стихия взяла верх. Разложение императорской России предвещает ее распадение»>{207}. В целом звучавшие в речи Победоносцева тезисы, по мнению его оппонентов, задавали вектор движения государственной политики России в сторону опасного утопизма, неприемлемой и немыслимой в конце XIX века архаизации. Каким же образом стал возможен подобный политический поворот? Какими факторами он был обусловлен, каков был его механизм?

Важнейшим обстоятельством, исподволь создававшим условия для переориентации правительственного курса, было постепенное изменение представлений в верхах о месте России в мире, подготовленное в том числе рассуждениями по «славянскому вопросу», игравшему в мировоззрении Победоносцева чрезвычайно важную роль. Интерес консерватора к судьбам зарубежного славянства определялся его вниманием к проблеме национальных отношений в Российской империи, особенно обострившейся после Польского восстания 1863 года. Подчинение южных и западных славян власти турецких элит в Османской империи, немецких и венгерских — в Австро-Венгрии казалось Победоносцеву столь же несправедливым, как и доминирование на окраинах Российской империи элит польско-католических (в землях бывшей Речи Посполитой) и немецко-лютеранских (в Прибалтийском крае). «Он (Адольф Иванович Добрянский, один из лидеров закарпатских русинов, посетивший Россию в 1875 году. — А. П.), — писал будущий обер-прокурор Е. В. Тютчевой, — рассказывает ужасные повести о преследованиях, которым то и другое (религия и народность русинов. — А. П.) подвергается». В своем краю, писал Победоносцев цесаревичу, Добрянский вынужден служить «защитником языка и православной веры от ужасных притеснений католического мадьярского правительства»>{208}. Зарубежные славяне представлялись Победоносцеву еще одним воплощением столь значимого для него социального явления — гонимых, зачастую беззащитных «малых сих», которым непременно следовало оказать покровительство, взять под опеку.