В письмах наследнику престола, а затем императору Александру Александровичу и публицистических статьях Победоносцев часто упоминал славянофилов, само существование которых служило в его глазах доказательством прочности русского духа, способного «пробиться» даже через европейскую культуру и оказать мощное влияние на мировоззрение лучших представителей образованного общества. Славянофилы, писал Победоносцев в статье, посвященной памяти И. С. Аксакова (1886), — «честные и чистые русские люди», которые, «перегорев в горниле западной культуры», «остались плотью от плоти, костью от кости русского своего отечества и правду… искали не в отвлеченных теориях и принципах, но в соответствии вечных начал правды Божией с основными условиями природы русского человека». Сохранить подобные возвышенные качества Аксаков и его единомышленники смогли, поскольку были близки к народной культуре с ее простотой и чистотой воззрений. «Они были люди цельные, нераздвоенные… — писал о славянофилах Победоносцев (разумеется, сильно стилизуя действительность в соответствии со своими взглядами). — Все стояли вне официального мира… оберегали тщательно скромную обстановку своего быта и простоту своих потребностей»>{199}.
В то же время подлинно глубокого единства между Победоносцевым и славянофилами быть не могло. В глазах консервативного сановника «московские славяне представали наивными идеалистами, слишком оптимистично оценивавшими добрые свойства человеческой натуры и даже сходившиеся в этом с идеологами европейских революций. Представления о необходимости динамичного взаимодействия государственной власти с «землей» и обществом, обеспечения известной автономии «земли» от государства, лежавшие в основе воззрений славянофилов, были ему глубоко чужды. В частности, он не одобрял защиту славянофилами свободы печати, видя в последней исключительно западный институт, органически чуждый России и способствующий разрушению традиционного порядка.
Иным, по сравнению со славянофилами, содержанием наполнялся у Победоносцева вопрос об отношении к Церкви. Он резко выступал против всякого расширения независимости церковных институтов от государственной власти. Тем не менее в конкретных условиях 1860-х годов интерес Победоносцева к церковным вопросам сам по себе выделял его на фоне большинства сановников и придавал его взглядам и деятельности определенный славянофильский оттенок. Вопросы веры и Церкви играли важную роль и во взаимоотношениях будущего обер-прокурора с наследником престола. Почувствовав интерес Александра Александровича к русской истории и культуре, наставник старался обращать его внимание на всё, что было связано с религией: передавал ему иконы, подносимые частными лицами и монастырями (в частности, Свято-Успенской Почаевской лаврой), знакомил с известными представителями духовной иерархии. В число последних входила энергичная игуменья Костромского Богоявленского монастыря Мария (Давыдова), организовавшая при своей обители сеть лечебниц и иных благотворительных заведений, а также выдающийся миссионер, просветитель Японии епископ Николай (Касаткин). Круг чтения наследника благодаря Победоносцеву включал в себя произведения, так или иначе касавшиеся вопросов веры и Церкви: сочинения Павла Ивановича Мельникова-Печерского «В лесах», Николая Семеновича Лескова «Соборяне», «На краю света», публицистику Константина Николаевича Леонтьева и Федора Михайловича Достоевского. Взаимоотношения с последним составили особую страницу в биографии Победоносцева, на которой следует остановиться подробнее.
