Победоносцев. Русский Торквемада | страница 73
Размышляя над увиденным и услышанным в поездке, Константин Петрович сопоставлял новую для него информацию с впечатлениями, вынесенными из детства и юности, с памятью о старомосковской патриархальной среде, в которой происходило становление его личности, с опытом приходской жизни, общения с народом в церкви и приходил к определению ключевых черт мировоззрения русского народа. По мнению Победоносцева, «простые люди», при всей их «младенческой простоте» (а может быть, благодаря ей), были наделены даром безошибочно отсеивать второстепенное в политической повестке дня и решать ее важнейшие вопросы в духе истинного патриотизма. Именно это, во многом таинственное по истокам, свойство «простого народа» являлось важнейшей опорой государственного порядка в России. «Простые люди» совсем не случайно искали встречи с наследником летом 1863 года — подобный порыв, считал Победоносцев, был отражением чрезвычайной ситуации, связанной с разразившимся Польским восстанием, и должен был еще раз подчеркнуть единство народа с верховной властью: «Не бессознательное чувство влечет толпы народные в несметном количестве навстречу юному Наследнику Русского Престола, заставляет их с какой-то жадностью искать его всюду, где он может появиться. Народ знает и чувствует, какое наступило время; он слышит отовсюду о врагах России, об угрозах единству ее и государственной целости — и осознание единства государственного пробудилось в нем с такой силой, какой давно уже не ощущало настоящее поколение»>{184}.
Столь популярные в начале 1860-х лозунги о необходимости учитывать запросы «простого народа», опираться на подъем национального самосознания вовсе не обязательно должны были иметь консервативную окраску. Им было легко придать и либеральное, и даже демократическое звучание. Можно предположить, что либеральные веяния довольно сильно влияли на воспитание наследника; их источником, скорее всего, служили деятели из окружения великой княгини Елены Павловны. Преподавая наследнику право, Победоносцев с тревогой замечал в его воззрениях следы чуждых влияний: его подопечный в ходе занятий затрагивал «вопросы о конституции, об ответственности министров», выступал против излишнего государственного регулирования экономики и общественной жизни («ограничения свободы ему не по нраву»). «Он очень мил, — отметил Победоносцев в дневнике, — интересно знать, насколько у него характера, насколько твердой воли?.. Неужели и это будет человек фразы — а не дела — смутного понятия — а не идеи, проникающей волю?»