Победоносцев. Русский Торквемада | страница 59



. Консервативному сановнику было вообще не очень понятно, зачем нужно коллективное и тем более публичное обсуждение вопросов управления, чем оно может дополнить существующие представления о необходимой обществу государственной системе, порядке и принципах ее функционирования. В 1880 году он неодобрительно писал Ф. М. Достоевскому о получивших в это время широкое хождение (в том числе в консервативных и близких к славянофильству кругах) планах созыва Земского собора. Как будто «из этого нового смешения языков может возникнуть потерянная истина»! «Чего еще искать ее, — восклицал консерватор, — когда она всем давным-давно дана и открыта!»>{144}В переписке Победоносцева, касавшейся вопросов управления, постоянно встречаются рассуждения, что в дискуссиях лишь теряется смысл рассматриваемых вопросов и что обсуждение призвано касаться лишь технических вопросов исполнения той или иной меры, поскольку коренные принципы управления сомнению подвергаться не должны. Крайняя резкость выступления обер-прокурора в марте 1881 года против выборных органов самоуправления — земств и городских дум — объяснялась и тем, что данные учреждения представлялись ему бесполезными «говорильнями», в которых депутаты зачем-то дискутировали о вопросах, смысл которых был и так ясен.

Самодержавная власть, будучи простой с точки зрения принципов устройства, должна была нести ясность и простоту и в окружающую действительность, которая в пореформенные годы буквально терзала Победоносцева противоречивостью и неопределенностью. «Главная наша беда в том, — писал обер-прокурор Александру III, — что цвета и тени у нас перемешаны. Мне казалось всегда, что основное начало управления — то же, которое явилось при сотворении мира Богом. «Различа Бог между светом и тьмою» — вот где начало творения вселенной»>{145}. Безусловно, проводить в жизнь подобные принципы управления должен был человек, не знающий сомнений. «Власть как носительница правды, — настаивал Победоносцев, — нуждается более всего в людях правды, в людях твердой мысли, крепкого разумения и правого слова, у коих да и нет не соприкасаются и не сливаются, но самостоятельно и раздельно возникают в духе и в слове выражаются»>{146}.

Усложнение устройства государственной машины, формализация системы управления, нараставшие на протяжении второй половины XIX века, казались консерватору непонятной и ненужной помехой, препятствовавшей проявлению благодетельной силы самодержавия: «Закон становится сетью… для самих властей, призванных к применению закона, стесняя для них множеством ограничительных и противоречивых предписаний ту свободу рассуждения и решения, которая необходима для разумного действования власти»