Скоро магазин кавказских фруктов «продан» был новому хозяину. Дело в том, что Аршак примелькался, и его следовало заменить. Нашелся один большевик, грузин Габелов. Его как следует проверили и, установив, что он человек вполне подходящий, разрешили ему «откупить» торговлю у господина Ласулидзе (Аршака).
Московская партийная организация готовилась к V (Лондонскому) съезду. Во всех районах, во всех ячейках развернулась бурная дискуссия об отношении к буржуазным партиям и к Государственной думе. Вопросы эти должны были стоять в порядке дня съезда. По решению ЦК, большинство в котором после IV Объединительного съезда захватили меньшевики, на всех собраниях обязательно должно было выступить по два докладчика: от большевиков и от меньшевиков. Собрал и Пятницкий весь технический аппарат Московского комитета в доме на Мясницкой, где помещалась аптека, на квартире Шершакова. От меньшевиков явился человек под кличкой Лысый. На самом деле звали его Егором Егоровым.
Сцепились крепко, и Пятницкий уложил его на обе лопатки. В результате умело и целеустремленно проведенной предсъездовской дискуссии на Московской общегородской конференции на V съезд делегатами избрали Покровского, Виктора Таратуту, Дубровинского (Иннокентия) и Ногина — все большевики.
К этому времени Пятницкий уже достал для себя довольно приличный паспорт какого-то армянина — студента Петербургского университета, что позволяло ему устроиться получше. Тогда-то он и поселился в «коммуне», о которой вспоминала Бричкина. Находилась она в огромном «доходном» доме Калинкина на Владимиро-Долгоруковской улице. «Коммуну» образовали Волгин, Бричкина, Гальперин и еще несколько социал-демократов. Одни жили легально, другие по «липовым» паспортам. Пятницкий «снял» у них комнату, как приехавший из Питера студент. Жили не слишком сытно — фунтики с сухими фруктами, которые иногда приносил Пятницкий, принимались как с неба свалившаяся роскошь, — но очень дружно. И заведующий «всей техникой», почти полгода не имевший в Москве собственного угла, что называется, отогрелся у семейного очага.
Но так продолжалось не больше месяца.
В приближении 1 Мая Московский комитет принял решение призвать московских рабочих к однодневной всеобщей забастовке.
Надо было отпечатать, вынести и распространить несколько сот тысяч маленьких красных плакатов с призывом бросить работу в день 1 Мая. В магазин кавказских фруктов валом повалили «покупатели».
27 апреля вечером Пятницкий, как и всегда, находился на своей явке. Приходили товарищи, коротко сообщали, как идут дела, и тут же уходили. Все шло нормально, ничто не предвещало неприятностей. Единственно, что вызывало у Пятницкого досаду, так это неаккуратность заведующего распространением литературы Королева, которого он поджидал. Прошел час и два, а Королев все не появлялся, удалось выяснить, что его не было и у родных, и Пятницкий помрачнел. Он знал, что перед 1 Мая жандармы начнут хватать направо и налево. Но еще только кончался день 27 апреля — рановато для облав и превентивных арестов! Пошел с явки прямо домой, в «коммуну». Сказал Волгину:
