Надзиратели не знали только, что пирамида, которую так ловко составляли политики, вершиной своей как раз достигала железного покрытия стены… Что жестяная банка, в которую неистово колотил Николай Бауман, имитировала звуки шагов по листовому железу… Что никто никаких именин не справлял, а просто приучали волка брать пищу из рук — впрок поили надзирателей водкой…
Пришли из Вильно 15 чистых паспортных книжек. Получены и распределены были деньги. Тщательно обследован пустырь перед тюрьмой. Установили условный знак, который должен был быть дан из одного окна верхнего этажа на пустырь: «Мы готовы. Свободен ли путь?»
На одном из свиданий знакомая девушка преподнесла Гурскому невероятный но размерам и красоте букет цветов.
В букете был ловко спрятан небольшой якорек.
Сильвин, словно знаменитый борец Иван Поддубный, швырял на пол по очереди каждого из своих товарищей по побегу. Потом затыкал ему рот кляпом и скручивал простыней. Так он учил связывать часового.
Литвинов, располосовав грубый холст, выдаваемый заключенным на простыни, скручивал веревки для лестницы, привязывал к ним короткие прочные палки.
Кто-то из специалистов по изготовлению «липы» заполнял книжки паспортов и ставил непонятные, с замысловатыми завитушками подписи.
Провели несколько репетиций. Иосиф являлся во двор с подушкой под мышкой. В наволочке лежала лестница, на которой он теперь спал. Пирамида строилась мгновенно. Бауман извлекал из жестянки прямо-таки адские звуки. В железных объятиях Сильвина безмолвно задыхалась очередная жертва. Каждый знал свое место. Пора было начинать и сам спектакль. Гуще становилась чернота августовских южных вечеров. Это, конечно, благоприятствовало замыслу, но и вызывало беспокойство — тюремная администрация могла взяться за ум и сократить время нахождения заключенных в прогулочном дворе. Тревожило и поведение одного надзирателя, старика Измайлова — бывшего жандарма. Он единственный отказывался пить водку, предлагаемую заключенными. Что-то подозревал — принюхивался, присматривался. Узнали, что Измайлов настаивает на обыске во всем корпусе политических. Обыск был бы равносилен катастрофе. Ведь у каждого на руках фальшивый паспорт и крупная сумма денег. А куда припрятать якорь и лестницу? Приняли решение: в случае обыска оказать сопротивление для того, чтобы успеть уничтожить паспорта и деньги.
Медленно поползли тревожные, безвозвратно потерянные дни. Их ход нарушил крик на рассвете: «Обыск, товарищи!» Все повскакали с нар, бледные, перепуганные. Еще минута — паспорта, деньги, разорванные в клочья, побросали бы в параши. Но тревога, к счастью, оказалась ложной.
