Когда все стало на свои места, Железнодорожный район был распущен, и его коммунисты пополнили ряды партийных организаций Пресненского, Сокольнического, Бауманского и других районов Москвы. И когда партия решила нужным послать Пятницкого на другой участок работы, он имел бесспорное право с удовлетворением сказать: «Есть зеленый!», ибо уже не существовало границ между державой «железнодорожников» и державой Советской, а тысячи семафоров были подняты и показывали «добро»,
В одно мартовское утро 1921 года Пятницкому позвонили из секретариата председателя СНК и передали просьбу Ленина приехать, как только он сможет освободиться.
Осведомившись, как идут дела в Цекпрофсоже, Владимир Ильич сообщил, что товарищи из Исполкома Коминтерна просят направить Пятницкого на работу в аппарат Исполкома и что именно по этому вопросу он и пригласил его к себе.
Пятницкого предложение это застало врасплох. Он полагал, что только начинает налаживать работу в Цекпрофсоже, что он еще нужен «железнодорожной державе». Но, считая себя рядовым бойцом большевистской партии, который никогда не отказывается от того, что ему поручают, он сказал Ленину, что готов выполнять любую работу, и только осведомился, что ему предстоит делать в Коминтерне.
Владимир Ильич объяснил: Пятницкому нужно будет наладить большое хозяйство Коминтерна, для чего ему придется возглавить организационный отдел, предварительно создав его. Кадры, финансы, связи с зарубежными партиями, транспортировка людей и литературы, одним словом, дела, превосходно знакомые товарищу Пятнице по годам большевистского подполья. И браться за это следует немедленно, так как предстоит III конгресс Коммунистического Интернационала.
В стекло били лучи весеннего солнца. Ленин стоял вполоборота к Пятницкому, и тот в не знающем пощады утреннем свете увидел нездоровую бледность лица, и резко выступающие морщинки, бегущие к вискам, и почти бескровные губы, диссонирующие со вспыхнувшей под солнечными лучами рыжинкой в густых, аккуратно подстриженных усах. Защемило сердце от тревоги за человека, которого он любил горячо и преданно, но боялся пожалеть, ибо чувство жалости не совмещалось с представлением о гиганте, поднявшем на своих ладонях земной шар, не школьный глобус из глянцевитого картона, а всю сферу тяжкой земной плоти. «Вам надо отдохнуть, Владимир Ильич… Поберегите себя!» — хотелось Осипу воскликнуть, но он знал, что Ленин тотчас же обернется, кольнет его насмешливо-удивленным взглядом и скажет: «Я совершенно здоров» — и этим даст почувствовать всю несвоевременность вмешательства в его личные дела.
