Из записок Барвннца
1928 год, июнь
Шестьсот рабочих Харькова выехали сегодня на Днепрострой. Экскурсию организовала газета «Харьковский пролетарий». Постышев, беседуя с экскурсантами, сказал:
— Это не просто экскурсия. Вы — агитаторы, ваши рассказы больше, чем лекции штатных пропагандистов.
Это уже вторая массовая экскурсия. На Днепрострое уже побывало семьсот крестьян.
В восемь часов вечера в Харькове было объявлено осадное положение. В рабочих районах под ружье встали дивизии. Я был в штабе полка, которым командовал Владимиров, токарь ХПЗ. Под утро в штаб полка приехал член Военного Совета обороняющегося Харькова Постышев вместе с командующим войсками Украины Якиром.
— А ведь Владимиров командовал полком в дивизии, где я был начальником, — сообщил Якир Постышеву.
— Теперь мы из него будем готовить командира полка металлистов. Хватит токаревать! — сказал Постышев. — Нужно отправляться на учебу. Скоро в директорах нехватка будет. В одном Харькове пять заводов должны строить.
Июль
Весть о том, что на Украине начинает работать Станислав Викентьевич Косиор, обрадовала многих на заводах Харькова. Старые рабочие помнят его как организатора маевок, забастовок, стачек.
Косиор хорошо знает Донбасс и металлопромышленность.
Генеральным секретарем Центрального Комитета партии Украины избран Косиор.
Кагановича проводили в Москву без сожаления. Партийные работники Харькова хорошо знают, что генеральный секретарь ЦК КП (б) У пытался решать все вопросы единолично и добился того, что из состава Политбюро ЦК партии Украины вывели боевых авторитетных коммунистов — Радченко, Киркижа, Клименко. Дошло до того, что Затонский и Чубарь поставили вопрос о переводе их с Украины.
— Вот и отыскался след Тарасов, Павел Петрович, — конструктора Карпенко, — сказал директор «Серпа и молота» Соловьев, входя в кабинет Постышева с пожилым, но еще крепким, высоким украинцем.
Карпенко остановился выжидательно у двери. Он словно что-то взвешивал перед тем, как сделать еще один шаг по комнате.
— Проходите, товарищ Карпенко, — выходя из-за стола и протягивая руку конструктору, сказал Постышев с той деловой строгостью, которая располагает больше, нежели формальная приветливость.
— Простите, куда это разрешите положить? — сорвавшимся от волнения голосом произнес Карпенко, пожимая руку Постышева и крепко держа левой рукой большую папку.
— Чертежи?.. Вот здесь мы «душу инженера» и положим, — взял папку из рук Карпенко Постышев. — А ты убеждал меня, — обратился он к Соловьеву, — что товарищ Карпенко отошел от сельхозмашиностроения. Настоящий инженер со своим делом не может расстаться. Я видел, как в тюрьме люди на бересте набрасывали эскизы.
