Третья рота Путивльского отряда партизанского соединения, которой командовал Карпенко, считалась самой боевой. Ее как бы прикрепили к нам. Постепенно мы узнали этих ребят и подружились с ними. На первых порах запомнился веселый парень по прозвищу Мудрый. В один из вечеров он подошел к нашему костру и, став по стойке «смирно», доложил:
— Привет представителям меча, разящего международную буржуазию.
Ребята пожали плечами, но предложили «остряку» присесть у костра. Не торопясь, Мудрый положил на землю автомат, распахнул пиджак и, сняв висевший на шее будильник, поставил его на землю.
— Разрешите представиться, — сказал он, — Колька, по прозвищу Мудрый. Социальное положение сносное…
Я первый раз видел такого странного человека. Вначале казалось, пустой и беспечный парень. Но вот Мудрый задумался. На лице его появилась едва заметная ироническая улыбка, а взгляд карих глаз сделался глубоким и осмысленным. Но это продолжалось лишь мгновение. Он снова забалагурил, глаза стали пустыми и наглыми. Второй раз я случайно встретил Мудрого в лесу. Он сидел у костра и сушил портянки. Будильник стоял на пне. Мудрый был хмур и, судя по всему, не расположен к беседе.
— Допрашивать будешь или как?
— Брось паясничать, Мудрый, — сказал я. — Гляжу на тебя и думаю: надеть вериги, вполне сойдешь за юродивого. Лицо свое теряешь, а фамилию, как видно, давно забыл. А ведь на самом-то деле ты не такой?
По-видимому, мои слова задели Мудрого.
— А с какой стати моя персона так вас заинтересовала?
— Хочу знать, с кем вместе буду бить врагов.
— А сам-то ты храбрый?
— Не знаю, не проверял. Но согласен у тебя поучиться мужеству.
Постепенно мы разговорились.
Николай Махлин родился в Могилеве, на Днепре. Перед войной кончил военное училище, был младшим лейтенантом, командовал взводом. Пехотная дивизия, в которой он служил, вступила в бой под Гомелем. Отступая, попали в окружение.
— Был у нас один тип, — рассказывал Николай, — я считал его другом и поделился своими мыслями о нашем отступлении.
Николай машинально собрал хворост и швырнул его в костер. Искры, потрескивая, разлетались веером. Мудрый молчал.
— Что же было дальше? — спросил я.
— Говорят, что один раз в жизни подлец прикидывается порядочным, а скряга добряком. Беседа с приятелем стала известна командованию. Меня обвинили в пораженчестве, должны были судить. Я мог бежать, но не считал себя виноватым и решил: будь что будет, хотя знал, трибунал добром не кончится. Но бежать — значит действительно оказаться предателем. На подходе к Десне остатки дивизии настигли немцы. Наша группа была отрезана. После боя остались вчетвером. Шли, пока в Ямпольском районе не встретили партизан Ковпака…
