— бог Кришна;
— мать Бога Девани, ее благословлял лебедем бог-отец;
— два факира в древних индийских костюмах;
— слон с куклой, Мария, Иосиф, три волхва, бог Иисус;
— Бог Капитал, Золотой истукан с метлой в руках, рядом — царь, буржуй и поп;
— рабочий с молотком, крестьянин с сохой, красноармеец с винтовкой…
«Тут целая небесная коллекция: разные боги всех времен и всех народов», — писала местная газета. Некоторые прохожие благочестиво крестились, завидев идущее «святое семейство» и волхвов. Когда эта невероятная процессия приблизилась к монастырю, встречать ее вышло духовенство, которое решило, что идет какое-то новомодное мероприятие «живой церкви»… «Подходим к монастырю, — писал участник шествия. — Образовали круг. Началось сжигание всех богов, а молодежь вокруг этого костра устроила пляски и танцы, прыгала через огонь…» Случалось, некоторые участники таких карнавалов из любопытства заглядывали и на настоящие праздничные богослужения. Но, по утверждению местной печати, быстро возвращались:
— Там дьявольская скука!
Синеблузники охотно участвовали в этих представлениях, разыгрывали нечто подобное и на сцене. В одной из пьес «Синей Блузы» в 1924 году, например, перечислялись такие действующие лица:
«Импресарио и дирижер Халиф (восточный халат, чалма).
Римский Папа (сутана, красная тиара).
Раввин (лапсердак, ермолка, талес).
Живая церковь (джентльмен, воротничок, бритый).
Мертвая (типичный поп).
Раешник (дедушка)».
Вполне вероятно, что и Брежнев, как синеблузник, участвовал в подобных мероприятиях. Но не была ему чужда и тяга к запретному: поскольку все вокруг высмеивали религию, она начинала вызывать у него неподдельный интерес. «Он рассказывал, — писала Любовь Брежнева, — как, будучи студентом, зашел к ребятам в общежитие. Один из его друзей неожиданно предложил ему почитать Библию. Дядя залез под стол, накрытый до пола скатертью, и читал там, светя фонариком». Любопытство проснулось, хотя Брежнев, конечно, изучал закон Божий и в школе, и в гимназии. Кстати, уже будучи главой страны, Брежнев в частных разговорах нередко упоминал Бога. Например, однажды он так рассуждал вслух:
— Истина выше солнца, выше неба, выше Бога: ибо если и Бог начинался бы не с правды — он не Бог, и небо — трясина, и солнце — медный тазик…
Что же касается баллады «Сакья-Муни», то нельзя не заметить сходства между судьбой безымянного бродяги из легенды и героя этой книги. Оба они были некогда бедняками, обоим нежданно-негаданно — благодаря чуду! — досталась частица «порфировой короны божества», символа власти над вселенной. Очевидно, чувствовал это сходство и сам Леонид Ильич, оттого ему так и нравились эти стихи.
