— Дорогая Мали, ну, кто его спрашивает? Он ведь ничего не понимает — он тихо лежит, иногда пукает, иногда писает под себя и смотрит в потолок, над котором эта самая крыша.
— Она что, выставила его на всеобщее обозрение?
— Что-то вроде того. Обозрение не так чтобы всеобщее, а только для тех, кто заплатит.
— И что сделали вы с Лу, когда это увидели?
— А что мы могли сделать? Заплатили и вошли.
— Вы хотите сказать, что Лу заплатила, чтобы посмотреть на Фридриха в таком печальном виде?
— А что ей оставалось? Бесплатно Элизабет бы ее не впустила! Она и так, едва лишь узнала Лу, ощетинилась, как еж, и зашипела, как гремучая змея: «Ты что тут делаешь?» А Лу улыбнулась, как только Лу умеет улыбаться, и пропела нежно-нежно: «Я, как и все, пришла полюбоваться на великого Заратустру, который уже ничего не может сказать». И положила деньги в кувшин, стоящий на столике у входа. После этого Элизабет уже не могла нас не впустить, тем более что к тому времени появились еще люди и смотрели на нас с любопытством. Мы гуськом прошли по коридору и оказались в комнате, в центре которой возвышалась кровать. Кровать стоит на высоком пьедестале, чтобы ничто не заслоняло Фридриха от глаз посетителей. Лу прямо задохнулась, увидев на ней чучело Фридриха в белом одеянии. Мы медленно двинулись по узкому проходу между кроватью и стеной, и было странно видеть, как неподвижны широко раскрытые глаза Фридриха. Его устремленный в потолок взгляд не следовал за движением проходящих мимо людей. От этого взгляда меня охватил такой ужас, что волосы на затылке встали дыбом. Это был взгляд мертвеца.
— Ну что вы сидите, Савелий? Вставайте и поехали! — вскочила с дивана Мальвида. — Поехали скорей!
— Куда? Я только-только приехал, — оторопел Савелий.
— В Наумбург! Спасать Фридриха!
— Куда ты можешь ехать, Мали, если у тебя то и дело болит сердце? — забеспокоилась Ольга.
— Не могу же я лежать тут и думать, что моего Фридриха превратили в чучело, одели в белый балахон и показывают за деньги! Он ведь такой нервный, такой чувствительный!
— Он был когда-то нервный и чувствительный, а теперь ему все равно!
— Тем более отвратительно, что она для заработка использует его безответность! Я должна поехать туда и положить конец этому безобразию.
— А как ты это сделаешь?
— Если понадобится, я обращусь в полицию.
— Ничего себе! — развеселился Савелий. — Знаменитая революционерка Мальвида фон Мейзенбуг обращается в полицию за справедливостью!
