* * *
Из нашего детства, когда были еще добросовестные изделия из Китая — и штаны со множеством кармашков, и кеды «Два мяча» — вспоминается также чудный фарфоровый болванчик. Пухлый, улыбающийся, босой человечек, весь облепленный то ли ребятишками, то ли птицами (кажется, голубями) — уж не помню. Тронешь — он кивает головой и это было очень смешно. Но потом что-то повредилось в в его внутреннем механизме и болванчик уже не кивал, а резкими движениями поворачивал голову набок, как будто собираясь, клацанув зубами, рвать сидевших на плече то ли ребятишек, то ли голубей.
А Ван Вей, этот очаровательный китаез моего друга вот кто действительно усмирил свою плоть! Ему не то, чтобы позариться на голубя: его тело ни разу не осквернялось ни чесноком, ни мясом; он сам был чист и звонок, как фарфоровый болванчик. И не только тело у него было чисто. Вычищено было его сознание, в котором мудрец все суетное, земное выжег, как сухую траву. И только теплотой светились запятые его глаз.
Он ни разу не согрел себе водки, не курнул Порошка Пяти Камней и, по изящному своему же выражению, «метал стрелы любви в медный таз, а не в нефритовую вазу», учил поселян агрономии еще более древних, чем его эпоха Тан, книг, поучал их, но и защищал от произвола Поднебесной Канцелярии. Он посылал ученикам Ли Бо и Ду Фу письма, полные нежности и смирения. Но птицы все же боялись его, будто чувствуя, что стоит им только довериться и спикировать ему на плечо, как он неожиданно сделает движение головой набок, словно фарфоровый болванчик, и вопьется в крылышко голубя улыбающимися зубами. И птицы не только не садились на призывное плечо каллиграфа, а напротив, стоило только мудрецу усесться на холме у долины в покойной позе, как отлетали восвояси аж до самой Хуанхэ.
Свет мозгов китаеза высвечивался из лысого темени, готового быть мягким пристанищем для голубей, а левое плечо едва заметно подрагивало, выдавая коварство человеческой природы.
И, достигнув Верхней Ступени просветления, с улыбкой перешел философ из Земной в Звездную обитель, так и не клацанув в бок ни одному голубю.
* * *
Слышишь, голубка, моя верная свидетельница! Голодание дает свои плоды. Я весь из себя чистый и звонкий, каким не знал себя никогда. Тело очищается от шлаков. Омолаживается. Даже на мир я уже смотрю другими глазами… 12-й день, а кризиса нет ни у меня, ни у друга. Так что тебе, голубь мира, ничего не угрожает. Сиди себе на подоконнике сколько угодно, пока мы тут глотаем дистиллированную воду. А то, если желаешь, отправляйся с нами в Сухум. Там по крайней мере тебя накормит пенсионер со злыми глазами.
