Мать и отец, утомленные, не заметили, как прикорнули на своих местах: он — у очага, она — у изголовья больного. И не видели случившегося. Не услыхали, как дверь медленно и бесшумно отворилась и вошла косуля, чтобы забрать пацана.
Счастье редко забредает к нам, а если и забредет, мы все равно его удержать не в силах. Но ничего, обойдемся без счастья, как обходились раньше: только бы все были живы; у нас еще дети есть…
Воспитание в людях гражданского чувства, где приоритетным является чувство принадлежности одному государству, а не этносу, — процесс долгий. При слове «гражданин» наш человек привычно вздрагивает. Вздрогнул и я, когда меня позвал милиционер. В тот момент, когда я пытался пройти через турникет метро, удерживая при этом на лице маску равнодушия, словно я зарегистрирован, как положено законопослушному гостю столицы. Кстати, о госте. Знакомый армянин рассказывал, как долго он по-своему истолковывал тот факт, что тесть и теща обращались к нему не иначе как со словами: «Наш дорогой зять и гость!» Ему казалось, что три года называя его не только зятем, но и гостем, тем самым «родственники со стороны жены» намекают на то, что собирают деньги, чтобы купить ему машину. «Понимаю вас, на хорошую машину не сразу напасешься», — говорил им в ответ его благодарный взгляд. И лишь несколько лет спустя перманентный гость понял, что слова эти были обычной вежливостью. Итак, меня, перманентного гостя столицы, милиционер на сей раз звал не паспорт мой посмотреть, а показать чужой. И вот почему.
Забыл сказать: милиционер был такой юный, что, кажется, и в армии-то не был: поди знай, как его вообще в контору взяли. Да еще такой щуплый и низкорослый, что дубинка на поясе смотрелась как меч крестоносца. Но поймал он, ребята, богатыря. Типичного ЛKH (лицо кавказской национальности). Дело происходило в вестибюле метро, где обычно и ловят ЛKH тепленькими. Паспорт, дескать, показывай! И ЛKH — у него не оставалось иного выхода — запустил огромную, гексогеном пропахшую лапищу в сторону правого плеча (небось, с мозолями от ношений пулемета) и извлек из-за пазухи молоткастый-серпастый, который выглядел на его ладони как билетик для компостирования. И вдруг, как будто ожогом рот, как сказал бы Маяковский, удивленный милиционер начал искать глазами напарника или кого еще, кто мог бы ему растолковать, что тут за невидаль. Поймав меня взглядом, он поманил не как власть зовет гражданина, а как человек человека. Я подошел. Черным по белому в четвертой графе этого паспорта зафиксировано было: «русский». Русский он, этот верзила, — и баста. То ли ЛKH, заключая с москвичкой фиктивный брак для прописки, сдуру взял ее национальность. То ли он дитя фестиваля, как Волоха, мой знакомый негр со студии Горького, который во всех фильмах про их нравы играл бесправного чернокожего.
