И опоздал вот почему. Министр стоит — вот, Шапиро скачет — вот, а вот — исторический балкон. В тот моментум, когда начальник забил ножками по асфальту особенно четко, совсем как в кино, в номере за историческим балконом он услыхал ненавистное: «Шапиро — дурак». Причем это был не попугай. Было ясно, что из-за ширмы гостиничного окна решили начальника поддразнить, имитируя голос попугая; начальник еще вспомнил, как вчера, проходя мимо ненавистной кофейни «Пингвин», где собираются блатные в отставке… И эти блатные, с понтом, в отставке, хохоча-гогоча, рассказывали про попку, с понтом, режиссеру, приехавшему на выбор натуры, да еще издалека, видать, показали ему Бориса Романовича. Начальник портовой милиции возмутился: его сильное тело продолжало шагать, а душа замерла, все поняла и невидимым жестом запустила в номер с балконом старшиной дядей Ваней. Но, делая это без команды души, он промахнулся, и Чума опередил его.
Мы же воспользуемся тем, что Шапиро находится как бы вне времени, разберемся, что тут за попугаи еще. В доме напротив «Пингвина», жил попка. Кто-то подарил его Габо-маклеру, научив узнавать начальника береговой милиции, то есть начальника дяди Вани, и при его появлении кричать «Шапиро — дурак». Ничего с этим начальник поделать не мог: не арестовывать же попугая. И не арестовывать же всех в кофейне «Пингвин». Знай Шапиро, кто именно из бывших блатных учудил, так не посмотрел бы на весь его авторитет и запустил бы в него тяжеленным дядей Ваней. А то, что не хозяин обучил мерзкую птицу таким словам, это он понимал. Она принадлежала блаженному Габо, кстати, соотечественнику Шапиро, а такое сложное выражение, как «Шапиро — дурак», Габо сам бы не смог произнести; по крайней мере, так считалось, и потому придираться к Габо означало бы для Шапиро выставить себя в еще более смешном свете.
…Чума отложил гитару, поправил на голове бескозырку, приосанился. Еще мгновение — и подтянутый и стройный бомж чеканным шагом направился к подъехавшей машине. Подойдя к изумленному министру, он лихо отдал честь и четко отрапортовал:
— Менты, вернитесь в кабинеты, потому что Сухум — это город без фраеров и обстановка тут контролируется полностью.
И министр повелся. Покосился на Шапиро, стучавшего каблуками куда-то на кар от места, где разыгрывалась эта нелепая сцена. Если бы министр был местным человеком и знал бомжа, он бы обратился к нему по имени, пошутил бы — и дело с концом. Но министр лишь недавно был прислан из Тбилиси, тут вообще мало кого знал, не то что городских чудаков, и теперь с ужасом почувствовал, что именно в эту минуту рождается анекдот о нем, который бездельники, пьющие кофе в артистической кофейне напротив, всему городу расскажут и потом уже кар когда эту историю тут позабудут.
